Выдавив из себя улыбку, он оставил брата наедине с Лань Шинь.
Митяй потянулся к Лань Шинь, чтобы поцеловать ее в щеку, но девушка протянула ему руку, грустно смотря вслед уходящему Ли.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Двадцать пятого августа 1942 года, ближе к полудню, у стойки метрдотеля офицерской гостиницы в центре Харбина появились двое. Один из них, немецкий обер-лейтенант и журналист, судя по новенькому фотоаппарату “Leica”, висевшему у него на груди, был брюнетом с приятными манерами, говорившим с мягким баварским акцентом. Глубокие шрамы, уходившие под седеющую шевелюру, видимо, следы студенческих мензур-дуэлей, как и темные глаза, очень серьезные и внимательные, внушали уважение. Журналиста сопровождал лейтенант в форме марионеточной армии Маньчжоу-Го, молодой подтянутый китаец. Он дождался, пока от стойки отошел один из постояльцев, невысокий худощавый полковник в форме японской Квантунской армии, и принялся переводить слова метрдотеля рассеянно кивавшему немцу:
– Господин метрдотель говорит, что номер герр обер-лейтенанта на четвертом этаже, 403. Я, для вашего удобства, размещусь в соседнем.
Лейтенант подхватил выданные метрдотелем ключи от комнат, которые были утяжелены массивными брелоками с номерами, взял тяжелые чемоданы и почтительно проводил иностранного гостя к лифту. Наверху, у дверей, он пожелал «журналисту» хорошего отдыха и они расстались.
Однако отдыхать ни один, ни второй не собирались. Вместо этого они почти одновременно заперлись в своих номерах и, слегка отодвинув шторы, принялись каждый из окна своей комнаты наблюдать за одноэтажным зданием напротив.
Возле офицерского ресторана «Эдельвейс» был разбит небольшой сквер, в котором в послеобеденный час отдыхали посетители. У задней стены «Эдельвейса» хорошо просматривалась крышка канализационного люка. Ресторан усиленно охранялся, по периметру постоянно ходил патруль, вооруженные часовые стояли по углам здания. Два солдата у тяжелых деревянных дверей проверяли документы у всех входящих, интересовались содержимым сумок и портфелей, обыскивали тех, кто внушал подозрение.
И вот из-за поворота, грохоча неисправным выхлопом, показался грузовичок, старенький и поржавевший, с кузовом, накрытым брезентом. Метрах в пятидесяти от ресторана грузовик чихнул двигателем и замер, накрыв днищем канализационный люк на проезжей части.
Максумов отвернул рукав немецкого кителя и взглянул на циферблат хронометра. Ровно 13.00.
За стенкой то же самое сделал Ли. Операция началась.
Молодой разведчик выдохнул и вернулся к наблюдению. Из кабины грузовичка выскочил партизан Юн в форме рядового армии Маньчжоу-Го, перемазанный машинным маслом. Он мельком глянул на наручные часы, вытащил из-под сидения громоздкий насос и принялся, пыхтя и отдуваясь, подкачивать спустившее заднее колесо.
В кузове грузовичка Митяй и Соколик, одетые в комбинезоны защитного цвета, осторожно убирали с его дна лист брезента. Под листом зияло круглое полуметровое отверстие, а ровно под ним матово блестела крышка канализационного люка. Соколик, шумно, как перед чаркой, выдохнув, принялся протискиваться в дыру, сжимая в ладонях острые крючья. Он осторожно подцепил чугунную крышку люка, легко, словно кусок картона, поднял ее и тихонько положил на асфальт рядом.
Под шум насоса и пыхтение богатыря оба разведчика спустились в люк и также бесшумно опустили крышку на место. Юн быстро убедился, что его товарищи уже оказались в канализации, и, насвистывая, принялся сворачивать насос.
Ли с облегчением задернул занавеску и, не раздеваясь, вытянулся на гостиничной кровати. Скоро предстояло самое сложное.
Через полчаса Максумов и Ли стояли у входа в ресторан, дожидаясь, пока японский солдат закончит осматривать сумку. Японец, повертев напоследок новенький фотоаппарат, вернул Максумову его вещи и взял под козырек:
– Все в порядке, господа, проходите.
Ли придержал двери, пропуская «корреспондента» вперед, и разведчики оказались в зале ресторана. «Эдельвейс» был оформлен как классический европейский ресторан для облуживания исключительно офицеров. Светлый дубовый пол, фарфоровая посуда, мягкие стулья с высокими спинками радовали усталого военного, а тяжелые шторы цвета «кофе с молоком» скрывали происходящее внутри от случайного глаза. Обстановка была, пожалуй, даже слишком помпезной из-за тяжелой хрустальной люстры, нависавшей над залом, и слишком уж роскошных столовых приборов.
Время было обеденное, и ресторан постепенно заполнялся японскими военными. Вежливые и незаметные официантки сновали между столиков, улыбчиво собирая заказы офицеров оккупационной армии.