Когда он повернулся, чтобы прорваться сквозь брешь в обороне бриттов, он мельком увидел ряд оскаленных усатых лиц из щели между нащечниками своего шлема. Струя горящего жира, выпущенная слева от него, забрызгала его ноги, и он выкрикнул проклятие. Теперь он был внутри крепости, и его люди прошли мимо него, чтобы построиться в линию, и он перестал думать и позволил тренировкам взять верх.
— Вперед.
Изогнутые щиты первой и второй центурий ведущей когорты сомкнулись в одну сплошную оборонительную стену, и сила атаки была умножена добавлением еще двух линий. На правом фланге первой шеренги Валерий сжал кулак на деревянной рукоятке в задней части выступа щита, напряг мускулы рук и боднул его ребром о край щита человека слева от него. Он знал, что каждый человек в его тылу будет держать свой щит наверху, чтобы защитить линию фронта от копий и стрел, выпущенных защитниками. У римлян было собственное копье, пилум, четырехфутовое древко из ясеня с наконечником из закаленного железа длиной с вытянутую руку. Но сегодня никто не носил их, потому что они были длинными, тяжелыми и неуклюжими и только замедлили бы атаку, создав больше жертв, чем вызвали бы. Это был день мечей.
Импульс первоначального прорыва отбросил защитников на дюжину шагов, но теперь они контратаковали единой воющей массой в четыреста или пятьсот человек. Валерий вздрогнул, когда стрела ударила в его шлем в дюйме над правым глазом, и он приготовился к удару, его глаза искали в рядах варваров человека, который хотел его убить. Всегда был один: единственный человек, который жаждал твоей крови больше, чем кто-либо другой; который видел в твоем лице все, что он ненавидел больше всего в этом мире. Это заняло мгновение, потому что его взгляд, естественно, упал на британских чемпионов, рослых мужчин, которые казались еще выше из-за накрахмаленных извести волос с шипами и рогами, которые были лучшими в своем племени и вооружены длинными железными мечами или копьями из ясеня с широкими лезвиями. Они сражались с обнаженной грудью, чтобы доказать свою храбрость, украшали кожу синими татуировками, которые рассказывали историю их наследия и храбрости в бою.
Но человек, который хотел убить его, не был чемпионом. Невысокий, с прямыми, грязно-светлыми волосами и худощавым телосложением, с которого свисала грязная рваная рубашка, он выглядел почти безобидным в этой толпе воинов, потому что у него не было ни меча, ни копья, а только изогнутый кинжал с лезвием, сиял голубизной от постоянного соприкосновения с точильным камнем. Но его глаза говорили о другом. Они горели враждебностью, перетекающей в ненависть: бессмысленным обещанием насильственной, мучительной смерти. Все это Валерий заметил за то время, которое потребовалось его врагу, чтобы сделать один шаг. Он знал, что низкий рост этого человека может быть преимуществом в таком бою, и это делало его вдвойне опасным. Потому что битва будет происходить выше живота, и он подойдет низко, под большой щит, и этот блестящий клинок будет искать незащищенные гениталии римлянина или пытаться подрезать ему сухожилия. У Валерия похолодело внизу живота. Да, это будут яйца. Затравленные глаза говорили о невыносимой потере. Потеря, за которую можно было отомстить, только наведя ужас на ее виновников.
Мощный грохот возвестил о том, что первые бритты столкнулись с центром римской стены щитов. Он почувствовал, как удар сотряс линию, принеся с собой грохот, подобно раскатам грома, когда сотни мечей начали молотить по окрашенным дубовым щитам, как будто, стирая эмблему Двадцатого в виде атакующего вепря, они уничтожали самих людей. Над краем своего щита он наблюдал, как его враг идет с крайнего левого края британской атаки. Справа от мужчины стояли воины покрупнее и лучше вооруженные, но инстинкт Валерия подсказывал ему, что именно здесь таится настоящая опасность. Когда горящие глаза скрылись ниже уровня щита, он сосчитал удары сердца: раз, сделал еще шаг; два, он присел, готовясь переместиться под щит и нанести удар снизу вверх, чтобы клинок достиг крупной артерии в паху; три. Полагаясь на силу своего плеча, Валерий ударил щитом вперед и вниз, так что закругленный железный умбон ударил атакующего бритта выше переносицы, разбив нос в мягкую кашицу, от удара его глазные яблоки вылезли из орбит, а расколотые кости черепа вошли глубоко в мозг. От удара левая рука Валерия онемела, но, когда он был нанесен, его правая уже двигалась, молниеносный взмах гладия вспорол горло его врагу с алой вспышкой. Он чувствовал, как внутри него вспыхивает пламя ликования, как это всегда случалось, когда он отнимал жизнь, и он пытался его заглушить, потому что верил, что дикая, атавистическая радость стыдит его. Он никогда не раскрыл и не пытался объяснить это чувство, выходящее за рамки братства на поле боя. Только те, кто испытал это, могли понять эту самую элементарную из человеческих реакций на самые основные человеческие переживания: выжить и убить. Внутренний огонь вспыхнул и погас, в одно мгновение сменившись холодным расчетом. Силурское копье слева от него нашло слабое место под доспехами. Он отбил его укрепленным краем скутума и, вызывающе рыча, вернулся в строй, край щита зацепился за край щита его соседа.