И добавил вполголоса, иронически усмехнувшись:
— Фемистокла же она несчастным не сделает!
Домой после дружеской пирушки Фемистокл возвращался глубокой ночью. Теплые созвездия венчали Пентеликон.
Узкая, кривая улица вела на окраину. Фемистокл шел в темноте по памяти, ему не раз приходилось возвращаться домой за полночь. Он осторожно обходил канавы, перешагивал через ручьи, где под прибрежными кустами прятались нимфы — Фемистокл мог бы поклясться, что слышал их голоса. Иногда дорогу ему преграждали огороды и палисадники, полные темной листвы и запаха мирты. Изредка где-то во дворе взлаивала разбуженная его шагами собака…
Дом Фемистокла, такой же, как и все дома в Афинах, маленький, с черепичной крышей, с надстройкой наверху для слуг и рабов, стоял темный и тихий.
«Как гнездо птицы… — подумал Фемистокл с чувством спокойного счастья. — Как гнездо, полное птенцов. Мое гнездо. Мой дом».
На пороге, накинув покрывало, ждала жена.
— Ты опять не спишь, Архиппа!
— Я не могу спать, когда тебя нет дома, Фемистокл. И тебе это известно.
— Верно, боишься грабителей? Но ведь грабители хорошо знают, что у меня нет золота!
— Это так. Зато я хорошо знаю, что у тебя есть враги. Мало ли что может случиться!
«Не хочет сказать, что я могу выпить лишнее и не дойти до дома, — подумал Фемистокл, усмехаясь в бороду. — Клянусь Зевсом, она этого даже хотела бы, лишь бы иметь возможность помочь мне!»
Теплая тишина дома, хорошего семейного дома, где много детей и добрая жена, ласково встретила Фемистокла. Каждый раз, возвращаясь домой, он испытывал чувство спокойной радости, и все тревоги его оставались за дверью. Здесь было все хорошо — и огонь очага, и журчание воды в водоеме, и светильни, мерцающие над столом, накрытым для ужина. Архиппа никогда не спрашивала у Фемистокла, где он был, сыт ли он, она просто ставила ужин на стол.
Однако сегодня Фемистокл принес свои тревоги с собой. Он сел на низкую скамейку у очага и задумался, глядя в оранжевый круг тлеющих углей. Архиппа раза два взглянула на его словно под тяжестью кудрей опущенную голову. Пытаясь отвлечь Фемистокла от его дум, Архиппа принялась рассказывать обо всем, что случилось за день, сообщила все маленькие домашние новости — и что сказала малютка Никомеда, и как свалился сегодня с изгороди Полиевкий, и как Архентол, их старший, заявил, что скоро отправится за Геллеспонт и казнит царя Ксеркса…
— …И тогда нам уже больше не придется опасаться персов, — тихо смеясь, говорила она, — доживем с тобой жизнь спокойно и даже в почестях, ведь Архентол, конечно, будет увенчан золотым венком!..
Но, видя, что Фемистокл почти не слушает ее, спросила:
— Прости, Фемистокл, у тебя что-нибудь случилось?
— Пока еще нет. Но может случиться.
— Но если не случилось, зачем же огорчаться раньше времени? Уж было много бед и страха, когда подступили персы. Однако богиня Афина защитила свой город.
— Я о другом. Сегодня на Собрании архонты заговорили о том, чтобы нас судить судом остракизма. Аристида и меня.
— О! — Архиппа приложила ладони к губам, чтобы не вскрикнуть. — Тебе? Суд остракизма?
— Да. Мы оба слишком тревожим афинян.
Архиппа помолчала, овладела своим волнением и сказала, как всегда, спокойно:
— Воля богов, Фемистокл. Жить можно не только в Афинах.
— Изгнанник — не гость. Изгнанника не встречают почестями.
— А мы и не захотим быть гостями ни у кого. Ну что ж, десять лет — это еще не вся жизнь. А минует срок — и мы снова вернемся в Афины. Дети подрастут. Подумай, как мы будем счастливы, когда опять войдем в Афинские ворота!
Низкий, ласковый голос Архиппы успокаивал. Афинянка, она ради него, не задумываясь, готова была покинуть Афины!
— Конечно, остракизм — это не суд над преступником. Просто мешает человек, так пусть уйдет куда-нибудь на время. Но если бы только эта беда. Меня заставят покинуть Афины, и погибнет дело, которое необходимо сделать, потому что от этого зависит судьба нашей родины. Сегодня я почти убедил Собрание, что нам надо строить корабли. И убедил бы, если бы не Аристид.
— И вы опять бранились?
— Мы спорили. Но я чувствую, что наши споры надоели афинянам.
— О Гера! — молитвенно прошептала Архиппа. — Сохрани мне Фемистокла! И сохрани его Афинам!
В окошечко под потолком голубым глазом смотрел рассвет.
Случилось так, как предвидел Фемистокл.