Главы 1-3
Начиналось воскресное утро. Столичные обыватели встречали его по-разному. Одни, ещё валяясь на неубранных кроватях, лениво отмахивались от кричащих и прыгающих детей; другие ворочались в смятых постелях в клубах собственного перегара после ставшей привычной попойки в субботний вечер; кто-то в гордом одиночестве медленно просыпался, сосредоточенно глядя в потолок.
В главном храме страны – Храме Христа Спасителя – шла заутреня. Те, кто регулярно посещал эти утренние воскресные проповеди, вряд ли заметили нечто особенное в этом богослужении. Архиерей, как и всегда, стоял на красном ковре под высоким куполом, откуда с золотистого фона на него смотрели святые из Евангелия. Его седая борода доставала почти до пояса и покоилась на золотом облачении, в которое, как в плед, было обёрнуто его тело до самого пола. Голова Архиерея закрыта митрой – шапкой с дорогой опушкой, украшенной дорогими каменьями и крестом на макушке. Слева и справа от него понуро стояли два священника помоложе, с чёрными бородами, тоже облачённые в длинные золотые материи, на их головах были уборы попроще, как и подобает священнослужителям их ранга.
Архиерей хорошо поставленным, почти оперным басом читал проповедь. Эхо отдавалось в каждом уголке храма:
Господь Милосердный, спаси всех нас – грешных смертных от гиены огненной,
Не дай нам сойти с пути истинного, оступиться на пути к тебе,
Господь наш милосердный,
Благодарим мы тебя за спасителя нашего – Иисуса Христа –
И молим тебя: пощади наши души грешные,
Благослови детей наших в учении их и путей твоих,
Благослови нас в нашей повседневной жизни.
Хоть иногда и забываем мы имя Твое в наших мелких заботах,
Не оставь нас в час последний и судный,
Забери нас к себе в вечный рай,
Дай нам сил и душевных благ, Господь наш.
Но не архиерей делал эту воскресную проповедь особенной, и даже не молитвы, летающие призраками в плотной атмосфере храма, но люди: мужчины, женщины, дети, пришедшие в это пасмурное утро приклонить голову перед Господом и помолиться под золотыми куполами Главного храма страны. Именно на эту службу собралась вся верхушка органов безопасности страны. У позолоченных барьеров, напротив алтаря, по правую и левую стороны от архиерея стояли хорошо одетые мужчины: высокие и худощавые, маленькие и толстые; молодые и совсем уже пожилые. Мужчины, чисто выбритые и с пышными усами, гордо расположившимися между короткими носами и пухлыми губами; с широкими гладкими лбами и лбами морщинистыми, спрятанными за тонкой чёлкой; с маленькими свинячьими глазками и круглыми розовыми щёчками. Мужчины с костлявым подбородком, выпирающим, как бульб у грузового судна, или двойным-тройным подбородком, полностью скрывающим шею. С лысыми макушками, отражающими искусственный свет внутри храма, или только лысеющими. Они стояли в длинных чёрных пальто и пуховых куртках, в чёрных пиджаках, серых и чёрных свитерах. Некоторые из тех, кто потрудились надеть пиджак, повязали и галстук. Кто-то из них взывающе возводил глаза к Христу, взирающему на присутствующих с главного купола и распростёршему над ними руки, кто-то уставился взглядом в пол и не поднимал головы.
Время от времени они аккуратно крестились, сложив три пальца, покашливая и выпуская ядовитые клубы застарелого перегара. Иные ещё и покачивались, как ветки, колеблемые порывами ветра. Рядом с мужьями обречённо стояли жёны. Они привычно вдыхали перегар и покорно ждали, пока те намолятся и накрестятся вдоволь. На лицах некоторых женщинах, несмотря на церковное неодобрение использования прихожанками косметики, был толстый слой макияжа: ярко-розовые или красные губы, толстые стрелки на веках, зачернённые брови; крашеные волосы были покрыты тёмно-коричневыми «фирменными» платками с латинскими буквами «LV» или «GA». Однако это были не обычные прихожанки, а потому общие для всех правила и нормы они на себя не распространяли. Модельно-стройные или располневшие после родов тела были укутаны в дорогие шубы; в ногах у некоторых из них, не дергаясь и не шаля, послушно стояли детишки; особо любознательные из них рассматривали святых на куполах и на стенах храма.
А за парами с детьми и без, во втором и в третьем рядах стояли широкоплечие мужчины грозного вида со сбитыми костяшками пальцев. Почти все – лысые или выбритые. Вид у них строгий и серьёзный. Носы переломаны, у одного – шрам на треть лица, у двоих не было по пол-уха. Больше чем у половины из них чёрные кожаные куртки скрывали ножевые или огнестрельные ранения. Они в такт крестились, вслед за стоящими в первом ряду.