* * *
В час дня Громов сидел за длинным лакированным столом для переговоров на седьмом этаже, откинувшись на спинку стула. Во главе стола стоял Начальник, по привычке держа руки в карманах брюк. За его спиной висел большой портрет Пахана. Чуть повернув голову влево, Пахан смотрел куда-то вдаль. Строго насупив брови, он с непоколебимой, присущей ему уверенностью, глядел в светлое будущее или просто куда-то вперёд. На его чёрном пиджаке красовались три всем знакомые медали: За заслуги перед Отечеством, За вклад в историю России первой степени и Героя России. После вручения последней, Пахан объявил 17 июля днём Героев России и разрешил четыре выходных дня. А в голубом прозрачном небе за плечами Пахана летели три истребителя МИГ, за которыми тянулись три разноцветных хвоста – триколор.
За столом Начальника кроме Александра Сергеевича сидели ещё трое – коллеги Громова с шестого этажа. Слева от Громова расположился самый молодой из присутствующих – Михаил Льезгин, прилежный молодой человек в очках в чёрной оправе. Иногда он как-то подергивался и ёрзал в кресле, чем сильно раздражал Громова.
Двое мужчин напротив – Арсений Стычкин и Артемий Здычкин – сидели, сложив, как школьники-отличники, руки на столе. Не смотря на созвучность фамилий, Стычкин со Здычкиным внешне были совсем разные: первый – уже почти лысый, второй только начинал лысеть; первый – брюнет, у второго – каштановые волосы; у первого нос картошкой, у второго – чуть свёрнутый на бок. Да и одеты они были по-разному: Стычкин в сером пиджаке, Здычкин – в чёрном.
– Ну что? – Спросил Начальник громким басом, – начнем, пожалуй. А то у меня вон, телефон полдня названивает, – Начальник показал пальцем на один из трёх чёрных аппаратов на столе. – Приходиться трубку снимать и класть рядом. Какие у вас, господа, успехи?
В кабинете повисла напряжённая тишина, никто не хотел начинать первым.
– Громов, – обратился Начальник к Александру Сергеевичу, который уставился на своё отражение на лакированной поверхности деревянного стола, – что у нас там с этим дедом?
Громов поднял брови и с недоумением уставился на Начальника. Зная Громова достаточно долго, Начальник понял, что тот совершенно не настроен работать.
– Который против Феди, – Начальник подсказал тоном учителя, помогающего ученику ответить на поставленный вопрос, чтобы Громов соизволил побыстрее включиться в обсуждение дела. – Меня с самого утра перед воротами телевизионщики поджидали. Представляешь, какая неувязка? – добавил он с саркастической, пробирающей до костей вежливостью.
Громов отвел глаза.
– Значит, раздули, как могли, – пробурчал он себе под нос.
– Вы бы так работали, – Начальник осмотрел всех, – как они раздувают.
– Что с дедом? – пожал плечами Громов, придав своему тону чуть больше серьёзности, – деньги он брать не хочет, – рассуждал он вслух, – говорит, хочет суда, справедливости, тюремного срока Фёдору. Дочь – не вернёшь, на суде Господнем всем воздастся… Тра-ля-ля.
Начальник поморщился от таких слов.
– Да какой там суд, – он махнул рукой в сторону Громова, – сам подумай.
– Ну, вот я и думаю, – согласился Громов.
– Послушайте, – вдруг вступил в разговор Льезьгин. Всё это время он собирался с духом и вдруг решил, что именно сейчас может предложить свою идею, – а, может, и правда посадить его? Пусть, и правда, меньше пьют за рулём. Ну, посидит он. Полный срок ему всё равно не дадут, ну года два-три. За два-то убийства и вождение в пьяном виде.
– Может ты его и посадишь, Миша? – вдруг обозлился Начальник, – а то может ты сам, – он указал на него пальцем, –посидишь за него, годика два-три, а? Ты хоть знаешь кто его батя? Да мы с ним… – Начальник зачем-то показал пальцем на дверь, – тебя вообще кто спрашивал? Ты со своими делами справиться не можешь, а в чужие лезешь. Это дело чьё? Твоё?
Льезгин весь съёжился, но ничего не ответил, предположив, что Начальник задал риторический вопрос.