– Твоё, я спрашиваю? – Рявкнул Начальник.
– Нет, – еле слышно выдавил из себя Льезгин.
– Ну, вот и сиди тогда. Значит так, – Начальник снова обратился к Громову, – завтра опять вылетаешь в Калининград. Тебя там встретят. Поговори со всеми в последний раз, попробуй убедить.
Громов что-то буркнул в ответ, нахмурился. Он ненавидел командировки. Каждый раз работа не в столице доставляла неприятные эмоции. Люди там были слишком другие, нежели его окружение. Они по-другому общались, по-другому выглядели. Он никогда ни к кому из них не испытывал симпатии. Да и уж очень грязно было в тех, периферийных городках. Но из всех членов Комитета чаще всего в командировки посылали именно Громова.
– Да, Саша, – подтвердил Начальник, – вылетаешь завтра первым рейсом, – он опёрся кулаками о стол, – и не будешь отлынивать от работы, а будешь её чётко выполнять, – он повысил голос, – и решишь, наконец, этот вопрос. Как, бля, хочешь или, как можешь. Поговори с Серёжей, предложите ещё денег.
Громов ничего не ответил.
– Вот и отлично, – выдохнул Начальник. – Значит, на две трети дело сделано. Предложите этому деду квартиру; если квартира есть, то леченье какое-нибудь, если он здоров, то, блин, покалечьте его. – Он сделал паузу, успокоился. – Короче – действуй. Но главное, чтобы эти все идиоты, – он грозно указал на чёрный телефон, – перестали сюда названивать. И меня эти провинциалы больше не ждали у входа.
Он отодвинул кожаное коричневое кресло с высокой спинкой, уселся, положив локти на стол и медленно потерев ладони.
– А у вас двоих что? – Обратился Начальник к Артемию и Арсению.
– Да всё то же, Алексей Алексеевич, – начал Арсений.
– Менты поборами замучили, – вступил в разговор Артемий.
– Народ жалуется. Просит решить, – продолжил Арсений.
– Говорят, жить сложно, и так еле все выживают, – добавил Артемий.
– А менты требуют всё больше и больше. Сажают, избивают, если денег нет, – заключил Арсений.
– Ну а вы? – Устало спросил Начальник.
– А что мы? – Сказал Артемий, – менты-то платят. Своим наверх платят, всем платят. Они сами жалуются, что всем мало стало. Вот и приходиться собирать больше.
– Что же мне со всем этим делать? – Задал Начальник риторический вопрос, потерев лицо руками. – У меня через неделю с Паханом встреча, что мне ему докладывать? Не могу же я сидеть и так же ему мямлить, как вы мне тут.
– Алексей Алексеевич, – сказал Льезгин, наконец, придя в себя.
Начальник взглянул на него так, что тот чуть было, снова не заткнулся.
– Доклад почти готов. Я всё написал, дам ознакомиться через четыре рабочих дня. Есть прогресс, будет, о чём доложить.
– Иди ты со своим прогрессом, Миша, – отмахнулся Начальник и откинулся в кресле. Он сидел, обдумывая происходящее.
– Значится, так, – Начальник подводил итог недолгому заседанию. – Ты, – он кивнул на Громова, – решай вопрос с Твариным, и побыстрее. Как хочешь, но решай. Я бы его сажать не стал, и ты, знаю, тоже. Но времени в обрез. Если они уже и сюда добрались, значит всё совсем плохо.
– Вы, – он обратился к Арсению и Артемию, – решайте всё с ментами, поговорите с людьми наверху, ну, то есть, внизу, –поправился он, – не нужно нам русского беспощадного бунта из-за тупых жадных ментов. А ты, – он, наконец, обратился к Мише, – чтобы доклад был готов через два дня. И попробуй мне, – он погрозил ему пальцем, – чтобы не через два. – Теперь все свободны, – заключил он.
Александр Сергеевич стоял на кухне своей просторной квартиры на двадцать втором этаже элитной высотки к югу от центра города. Опершись рукой о каменную столешницу большого обеденного стола, он говорил по телефону с Алексеем Фёдоровичем Покрошиным.
Эту престижную квартиру в начале десятых годов приобрёл отец Громова. Но долго в ней не прожил – за несколько лет до смерти переехал на дачу, уступив городское жильё сыну и его девушке Оксане.
Переехав в апартаменты, Оксана повела себя по-хозяйски: обновила старую мебель, убрав разномастные шкафчики, тумбочки, комоды; сделала евроремонт на кухне, объединив её с гостиной. Александр не возражал против изменений.
Вскоре квартира выглядела современнее. Теперь в обновлённой гостиной появились два дивана, низкий кофейный столик перед большим висящим на стене плазменным телевизором.