– А ты что, не чувствуешь запах? – Высокомерным тоном спросила женщина, шедшая рядом с Витей. Она презрительно осмотрела Громова и, задрав подбородок, медленно отвела взгляд. Женщина была чуть старше Алексея Фёдоровича, но морщин на светящемся от макияжа овальном лице почти не было видно; лишь чуть заметен был второй подбородок и тонкий слой жира на щеках. Волосы её покрывал дорогой платок за несколько сотен единиц не русской валюты. В молодые свои года она обладала красотой, которая часто привлекала внимание мужчин. Но мужчин скорее глупых и агрессивных – хулиганов и бандитов, нежели умных и расчётливых – интеллигентов. Её стройное тело все ещё заставляло оборачиваться многих коллег и друзей Вити Лизогуба, привлекая их стройностью ног, плавными изгибами талии. Однако вся эта роскошь могла обмануть только тех, кто видел её в убранстве дорогих нарядов – они скрывали уже появившийся чуть выпирающий животик. В Храм она пришла, как и положено, в длинной юбке и свитере, плечи укрывала меховая шуба. Она сняла с головы платок и расправила длинные золотистые волосы, чуть загибающиеся на концах.
Громов мельком взглянул на неё. И тут же почувствовал какой-то неприятный уколол в груди. Презрительный тон её замечания задел его чувство собственного достоинства. Громов физически не переносил, когда с ним кто бы то ни было говорил надменным или пренебрежительным тоном. Ярость – это была, пожалуй, единственная реакция, которую в данный момент смог выдать всё ещё затуманенный вчерашним алкоголем мозг Громова.
Яркий дневной свет ударил по глазам из высоких распахнутых дверей Храма. В Москве начинался очередной день. Серое небо нависло над городом; низко и быстро плыли над головами людей угрюмые облака; холодный ветер пробирал до костей, обдавал щёки, забирался под рубашки, карабкаясь вниз по шеям.
Перед Храмом на площади, которая во всё остальное время была строго пешеходной, стояли больше дюжины разных чёрных дорогих автомобилей. Лимузины и джипы как бы красовались друг перед другом, покорно ожидая своих хозяев. На крышах нескольких из них виднелись большие круглые мигалки. На боках других были наклеены красные полосы во всю длину кузовов. Эти ухищрения давали понять окружающим, кого везут чёрные экипажи. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что были здесь и авто, ничем не выдававшие себя, без особых отличительных знаков.
Выйдя на улицу, Громов крепко зажмурился и потом широко раскрыл глаза, пытаясь хоть немного взбодриться. Он спустился по ступенькам на площадку перед Храмом и отошёл чуть в сторону, чтобы не сливаться с толпой людей, вышедших после службы. Время от времени слышались громкий смех или резкие возгласы. Те, кто не успели поприветствовать Громова до начала богослужения, здоровались, кому-то Громов кивал в ответ, на кого-то намеренно не обращал внимания.
– Что же вы так напились вчера, Александр Сергеевич? – Усмехнувшись, сказал один очень важный директор средних лет в чёрном пальто, – не мальчик уже, – он завернулся в тёмно-красный шарф и прошёл дальше.
– Начальник у себя на даче церквушку отстроил, вот они и пьянствуют на выходных, – сказал второй и, заржав, обнажил кривые зубы, Жена, шедшая рядом, резко его одёрнула и за руку потащила к машине.
Громов ничего не ответил. Воспоминания о прошлом вечере начали всплывать в его голове. Этот мужик, как и сейчас, под собственное лошадиное ржание приставал к официантке, лапая её за все возможные места, когда та принесла им пятый графин с водкой. Игорь Семёновича орал на нескольких деловых господ и грозит им «всех посадить за милую душу». Те в ответ только молча хлопали глазами то ли от бесстрашия, то ли от непонимания происходящего. Вспомнил он и Алексея Фёдоровича, который, пребывая в весёлом расположении духа, подошёл к Игорю Семёновичу, принялся говорить тост, положив руку ему на плечо. За что тут же получил локтем в нос. Начиналась потасовка, впрочем, быстро разрешившаяся рукопожатиями, лобызаниями и заказами очередных графинов водки. Вспомнил Громов и молодого капитана, которого кто-то насильно затащил в их компанию и который напился раньше всех; домой его пришлось везти всё тому же Игорю Семёновичу, что совсем испортило последнему настроение. Вспомнил Громов, как несколько раз просили счёт, хотели расходиться, но потом, передумав, заказывали ещё выпивки.