— А потом этот ублюдок Венчер стал главным, — опять вступил в разговор третий голос.
Снова тишина.
— Мы не можем сдаться Венчеру, — прервал ее Квеллион. — Я не передам этот город аристократу после того, что для нас сделал Выживший. Во всей Последней империи только Урто стал тем, чего хотел Кельсер, — государством, управляемым скаа. Только мы сожгли дома знати. Только мы очистили свой город от них и всего, что с ними связано. Только мы сделали, как он хотел. Выживший все видит.
Призрак невольно вздрогнул. Было странно слышать, как незнакомые ему люди говорят о Кельсере подобным тоном. Призрак находился рядом с Кельсером, учился у Кельсера. Да какое право они имели говорить так, будто знали человека, который стал их Выжившим?
Разговор перешел на более занудные темы. Обсуждались новые законы, которые запретили бы некоторые фасоны одежды, ранее использовавшиеся аристократами. Потом было решено выделить еще некоторую сумму денег комитету по установлению родства. Предстояло вычистить всех горожан, которые состояли в родстве со знатью. Призрак слушал и запоминал, чтобы потом передать своим, однако с трудом сдерживался, чтобы то и дело не поглядывать на молодую женщину в саду.
«Почему она так грустна?» — спрашивал он себя.
Часть молодого человека рвалась совершить дерзкий поступок, какой наверняка совершил бы Выживший: спрыгнуть вниз и спросить у этой одинокой гордой девушки, отчего она с печалью смотрит на какой-то куст. Призрак уже было поднялся, но вовремя одумался.
Он, быть может, особенный, и силы у него имеются, однако вовсе не рожденный туманом, о чем пришлось снова самому себе напомнить. Его жребий — подкрадываться в тишине.
Поэтому Призрак не двинулся с места. Хватит и того, что он мог смотреть на нее и каким-то образом понимать — несмотря на расстояние, несмотря на то что невидим, — что именно она сейчас чувствует.
Пепел.
Не думаю, что люди понимали, насколько им на самом деле повезло. На протяжении тысячи лет до падения империи они спихивали пепел в реки, выметали его из городов и забывали о нем. Они и не догадывались, что без созданных Рашеком микробов и растений, способных перерабатывать частицы пепла, земля вскоре оказалась бы погребена под ним.
Впрочем, в конечном счете так все и вышло.
15
Туман горел. Он полыхал, подсвеченный красным солнцем, и казался огнем, который поглотил ее.
Дневной туман был неестественным. Но даже ночью он больше не был близок Вин. Когда-то он укрывал и защищал. Теперь становился все более чуждым. Когда она применяла алломантию, туман как будто слегка отталкивался, словно дикий зверь, испуганный ярким светом.
Солнце взошло много часов назад, но лагерь выглядел пустынным. Эленд по-прежнему защищал свое войско, приказывая солдатам оставаться в палатках до тех пор, пока не рассеется туман. Хэм твердил, что подвергать их опасности не следует, но чутье Вин подсказывало, что Эленд исполнит свой план и выведет армию в туман. Им требовались неуязвимые солдаты.
«Почему? — думала Вин, глядя на подсвеченный солнцем туман. — Почему все изменилось? Что произошло?»
Туман танцевал вокруг нее, рисуя обычный причудливый узор из текущих потоков и вихрей. Вин показалось, что он двигался быстрей. Дрожал. Трепетал.
Солнце стало пригревать, и туман наконец-то сдался — исчез, испарился, как вода на сковороде. Тепло солнечного света волной накатило на Вин, и она повернулась, следя за уходящим туманом. И будто услышала чей-то затихающий предсмертный вопль.
«Это неестественно…»
Часовые оповестили всех, что воздух чист. Лагерь тотчас же охватила суета: люди выходили из палаток, с поспешностью принимались за утренние дела. Вин стояла посреди дороги на въезде в лагерь — справа от нее текли спокойные воды канала. Все казалось таким реальным теперь, когда больше не было тумана.
Она спрашивала Сэйзеда и Эленда, что они думают о тумане: считают ли его явлением природы или… чем-то еще. Оба, оправдав свою репутацию мыслителей, привели аргументы, которые подтверждали и первую, и вторую версии. Сэйзед, по крайней мере, пришел к окончательному выводу: он посчитал, что туман представляет собой природное явление.
«Даже то, как туман душит некоторых людей, а других не трогает, можно объяснить, леди Вин, — сказал он. — В конце концов, укусы насекомых убивают одних, а другим доставляют лишь незначительные неудобства».
Вин не интересовали теории и ученые споры. Бо́льшую часть жизни она думала, что туман — это просто такая погода. Рин и другие воры смеялись над историями, в которых он представал чем-то сверхъестественным. И только став алломантом, начала по-другому относиться к туману. Вин его чувствовала, и это чувство лишь усилилось после того, как она коснулась силы в Источнике Вознесения.