Выбрать главу

Дарн покачал головой:

— Так должно быть. Сам Выживший…

— Не смей говорить о нем так, словно он одобрил бы эти зверства, — прошипел Призрак.

На миг Дарн замолчал; из всех звуков остались только треск пламени и крики людей, сгоравших заживо. Наконец он проговорил:

— Знаю, смотреть на это тяжело, и Гражданин, возможно, перегибает палку. Но… я слышал однажды его. Выжившего. Он об этом и твердил: смерть аристократам, власть скаа. Если бы ты сам его послушал, ты бы понял. Иногда нужно что-то уничтожить, чтобы построить другое, лучшее.

Призрак закрыл глаза. Казалось, что языки пламени лижут его собственную кожу. Он слышал, как Кельсер произносил речь перед толпой скаа. И он действительно говорил нечто подобное. Только тогда Выживший был голосом надежды и вдохновения. А теперь те же самые слова, повторенные заново, вызывали ненависть и разрушение. Призраку стало дурно.

— Еще раз повторяю, Дарн, — сказал он, глядя прямо и ощущая в себе непривычную твердость, — я плачу тебе не за фонтан правительственной пропаганды. Скажи, зачем мы сюда явились, или больше от меня не получишь ни гроша.

— Сосчитай черепа…

С этими словами Дарн отпустил руку Призрака и исчез в толпе.

Запахи дыма и горелой плоти становились невыносимыми. Призрак развернулся и стал проталкиваться сквозь толпу в поисках свежего воздуха. В конце концов наткнулся на стену и замер, тяжело дыша и ощущая грубые доски. Казалось, падающие с неба хлопья пепла — тоже часть оставшегося за спиной погребального костра, частички смерти, несомые ветром.

Повернувшись на голоса, Призрак увидел, что Гражданин и его стражи отошли подальше от огня. Гражданин обращался к горожанам, убеждая их быть бдительными. Затем отправился к Рыночной яме, и люди последовали за ним.

«Он их наказал, и теперь должен благословить».

Частенько после казней Гражданин лично общался с народом, гулял вдоль рыночных рядов, пожимал руки и говорил ободряющие слова.

Призрак свернул в переулок. Вскоре богатый квартал закончился и уперся в нижнюю улицу. Отыскав место, где берег пересохшего канала осыпался, молодой человек спрыгнул вниз, проскользнув на самое дно. Там он поднял капюшон плаща и с ловкостью бывшего беспризорника стал пробираться по оживленной улице.

Хоть и окружным путем, но до Рыночной ямы Призрак добрался раньше Гражданина со свитой. Сквозь пеплопад можно было наблюдать, как правитель Урто шествует по широкой земляной насыпи, а следом движется толпа в несколько сотен человек.

«Ты хочешь быть таким же, как он, — присев возле рыночного ларька, думал Призрак. — Кельсер умер, чтобы дать людям надежду, а теперь ты вознамерился украсть его наследие».

Этот человек не был Кельсером. Он был недостоин даже произносить имя Выжившего.

Гражданин шествовал с таким видом, словно являлся отцом всех людей на рынке: хлопал их по плечам, пожимал руки и благожелательно улыбался.

— Выживший бы вами гордился, — донесся до Призрака его голос сквозь шум толпы. — Падающий пепел — его знак. Знак падения империи — того, что осталось от тирании. На этом пепле мы построим новое государство! Государство, в котором будут править скаа.

Опустив край капюшона и, точно слепой, шаря перед собой руками, Призрак двинулся сквозь толпу. Дуэльная трость была привязана ремнем и спрятана за спиной под мешковатой серой рубашкой. В толпе молодой человек чувствовал себя как рыба в воде. Вин изо всех сил старалась быть незаметной и невидимой, а Призраку это удавалось легче легкого. Вообще-то, он пытался добиться противоположного эффекта. Мечтал стать таким, как Кельсер, потому что истории о Кельсере слышал еще до того, как познакомился с Выжившим. С величайшим вором-скаа, человеком, у которого хватило наглости попытаться обокрасть самого Вседержителя.

И все-таки, как бы Призрак ни старался, он никак не мог себя проявить. Он по-прежнему оставался лишь мальчишкой с перепачканным сажей лицом, на которого очень легко было не обращать внимания. Особенно если учесть его непонятный восточный жаргон. Только встреча с Кельсером и осознание того, как менялись люди под влиянием его слов, наконец-то заставили Призрака забыть о своем родном диалекте. Тогда-то он и начал понимать, что в словах, оказывается, есть сила.

Призрак аккуратно протолкался в первые ряды. Со всех сторон пихались и сдавливали, но никто не стал кричать на слепого. На слепого, случайно затесавшегося в толпу, никто не обращает внимания, а значит, тот может легко пробраться туда, где ему быть не полагается. В скором времени Призрак очутился почти что на расстоянии вытянутой руки от Гражданина.