Идеализация первобытнообщинных социальных порядков привела к тому, что при создании сказочного канона в какой-то мере были использованы черты первобытного мировоззрения. Вера в духов и в силу магии пропала, но общее представление об активности внешних сил, от которых зависит счастье героя, сохранилось, эти силы поэтизируются в волшебной сказке и составляют основу ее формы.
Генетически связанные с анимизмом и тотемизмом, образы одухотворенной природы сохранились в сказке, таким образом, не как объект веры или «пережитки», а в определенной эстетической функции (из этого, конечно, не следует, что эстетическое происходит от мифологического). Активность фантастических сил, помогающих обездоленному герою, приобрела общественный характер. Они стали носителями коллективной справедливости. Этим объясняется относительная пассивность героя, верного родовым идеалам и уповающего на эти силы.
Социальной почвой пассивности героя являются некоторые стороны крестьянской идеологии феодально-крепостнической эпохи. Волшебная сказка отражает и силу и слабость средневековой демократической крестьянской среды, которая ее создала: и веру в победу справедливости, демократического равенства, и патриархальные иллюзии, известный фатализм и т. п. Как говорил Горький, «Иванушка-дурачок создан крестьянской массой, живущей в полной и вечной зависимости от сил природы».
Оптимистическая пассивность, без сомнения, отражает слабости и иллюзии патриархального крестьянства, ту самую «мягкотелость патриархальной деревни» и «незрелость мечтательности», о которой В. И. Ленин писал в статье «Толстой как зеркало русской революции»: «Вся прошлая жизнь крестьянства научила его ненавидеть барина и чиновника, но не научила и не могла научить, где искать ответа на все эти вопросы. В нашей революции [1905 г.] меньшая часть крестьянства действительно боролась… Большая часть крестьянства плакала и молилась, резонерствовала и мечтала…»[475].
Связь некоторых сторон образа героя волшебной сказки с идеологическими слабостями известной части крестьянства феодально-крепостнической эпохи несомненна. Образ запечника, или дурачка, в позднейших сказочных вариантах, правда, имеет тенденцию преодолеть пассивность. Но в рамках волшебной сказки с характерным для нее вмешательством чудесного в жизнь человека, со счастливым разрешением сказочных конфликтов волшебными средствами полное преодоление пассивности, конечно, невозможно. С одной стороны, вносится реалистическая мотивировка поступков Иванушки-дурачка, он становится более активным, приближаясь к герою новеллистической сказки. С другой стороны, появляется ироническое отношение к нему. В сказке «По щучьему велению», например, пассивность Емели-дурака изображается юмористически. Здесь наблюдается тенденция развития сказки в анекдот. Лучшие варианты русских сказок об Иванушке-дурачке отличаются юмором, поднимающимся и над ограниченностью эгоистического «плоского» рассудка старших братьев героя и над фаталистической инертностью его самого.
Не следует забывать, что волшебная сказка, возникшая в определенную эпоху, на определенной идеологической почве, не отражает всех сторон народного, или точнее крестьянского, мировоззрения на протяжении его развития. Бытовая сказка, отражающая другие стороны народного мировоззрения, ставит на место пассивного героя активного, часто называя его также Иванушкой-дурачком. Герой бытовой сказки тоже социально обездоленный, но он борется против угнетателей — барина, попа, злого царя, генерала.
В волшебной сказке более активный персонаж, чем запечник, — Иван-царевич. Этот образ наделен героическими чертами, и те сказки, в которых он обычно фигурирует (№ 551–550, 300), близки к героическому эпосу. Но и героический эпос, прославляющий активного героя, — плод творчества крестьянской массы.
3
Итак, мы установили, что образ «низкого» героя имеет социально-бытовую основу и дополнен чертами мифологического происхождения. Ряд особенностей этого образа, внешне сближающих его с некоторыми образами первобытных мифов, шаманских сказаний, христианских легенд, находит объяснение в первобытных образах и верованиях. Зола и сажа, плохая одежда — средство ввести в заблуждение злых духов, которые могут не обратить внимание на грязного и дурно одетого человека и оставят его в покое. В календарном и свадебном обрядах у некоторых народов существовал обычай обсыпаться золой[476]. Интересно, что зола употребляется в народной медицине как средство от парши. Печь, у которой возится Золушка и на которой лежит запечник, напоминает о связи очага с культом предков[477]. Вместе с тем сидеть за печью или в золе считалось унижением. Так, например, Одиссей (песня XVII) садится в пепел, чтобы подчеркнуть свое униженное положение. Хотя связь «низкого» героя с золой и печью имеет социально-бытовую основу, в сказку могли быть внесены дополнительные оттенки, основанные на представлении об очаге как объекте семейного культа.
476
О магическом значении золы много интересных подробностей сообщается в книге А. V. Rantassalo,