«Наивный реализм» Кюн противоположен «эротическому символизму» фрейдистов, но у них есть и общее: узкий психологизм в решении фольклористической проблемы, антиисторическое перенесение современной буржуазной «семейной психологии» в народную волшебную сказку.
Первая фольклористическая работа о мотиве мачехи в народной сказке — книга В. Линке «Проблема мачехи в сказках германских народов». Она содержит большой фактический материал. Линке дает обзор немецких и скандинавских сказок. Скандинавскую сказку он рассматривает как более раннюю ступень развития мотива мачехи. Линке интересует только история формы этого мотива, история сюжетной функции образа мачехи в сказке и т. д. (мотив мачехи как элемент композиции — Kompositionsmotiv, как вводная формула — Eingangsformel, как двигатель действия — Aktionsmotiv). Вопроса о происхождении и сущности мотива Линке касается лишь мимоходом.
Он считает основой примитивной культуры семью. Поскольку появление мачехи после смерти матери означает нарушение семейного единства, то сказка, отражающая примитивную культуру, наделяет мачеху отрицательными чертами. В основе этой мысли лежит ошибочный взгляд на историю семьи. Для Линке, как и для многих буржуазных ученых, семья — это ячейка буржуазного «гражданского общества» — мыслится не как результат исторического развития, а как его исходный пункт. Этот взгляд давно опровергнут Морганом и Энгельсом, а также авторами многочисленных этнографических работ.
Как мы постараемся в дальнейшем доказать, понятие злой мачехи было порождено не нарушением «семейной идиллии», как это представлялось Линке, а ее установлением, не разрушением семьи, а ее рождением на развалинах родового строя. Работа Линке формалистична, что типично для многих фольклорных исследований десятых — тридцатых годов (в основном на Западе). Так, Гемпель утверждал, что мотив мачехи — падчерицы вырос из противопоставления персонажей, характерного для схематизирующей поэтики сказки. Иного содержания в коллизии мачеха — падчерица Гемпель не видел. Подобно ему, Кристенсен выводил мотив младшего в сказке из законов «троичности» и «значимости последнего». За пределы чисто формального анализа не выходит и работа фольклориста В. Р. Волкова, посвященная сказкам о невинно гонимых, в частности о падчерице. На обширном материале русской, украинской и западнославянской сказки, тщательно сличая различные варианты, Волков доказывает композиционное единство всех типов сказок о мачехе и падчерице, но оставляет в стороне их содержание. Проблемы происхождения мотива мачехи исследователь не затрагивает. Он даже не пытается найти причины композиционного единства сказок о мачехе и падчерице.
Волков собирался продолжить свою работу, чтобы доказать сходство в строении всех сказок о невинно гонимых. В этом случае сказки о падчерице должны были бы попасть в один ряд со сказками о младшем сыне и т. п.
В 1944 г. в Москве была защищена докторская диссертация проф. А. М. Смирнова-Кутачевского на тему «Народные сказки о мачехе и падчерице». Это самая полная и обстоятельная из работ на интересующую нас тему. Смирнов-Кутачевский ставил целью проанализировать сказки о мачехе и падчерице в связи с социальными условиями и исторической эволюцией общества и приурочить возникновение их к определенным этапам развития общества. Исследователь стремился, таким образом, к марксистскому решению проблемы.
Однако с первых же шагов проявилась известная односторонность его в подходе к проблеме. Ключ к анализу интересующей его группы сюжетов Смирнов-Кутачевский ищет в «женском вопросе», в проблеме «свободы женщины». Эпиграфом к книге он берет слова Фурье: «Степень свободы, достигнутая данным обществом, должна измеряться большей или меньшей свободой женщины в этом обществе».