- Я тебя тоже, - посмотрела на него Соа, выдавая глазами, что ей-то он забылся не так легко, как она ему. Вот он козёл! Козёл и подонок, как он мог так поступить с девушкой? А если она страдала? Впрочем, нет, они тогда, юные и бешеные от страсти, не успели вцепиться в сердца друг другу, чтобы выдирать из них один второго с болью и слезами, нет, их кратковременный роман без последствий остался недоигранным, недосказанным, но оставившим скорее горсть тёплых воспоминаний и годных, как трамплин в светлую грядущую даль взрослой жизни, впечатлений. И всё-таки Намджуну стало неловко, он смочил вином горло, раздумывая, хочет ли углубиться в те дни снова, чтобы понять, насколько дорожила Соа памятью, связанной с ним? Он решил, что ликвидировать свою низкую, пусть и мелкую, ложь, может не украшающей его, но предельной честностью в другом, и это будет справедливо по отношению к тому, что он сам собрался спросить.
- У меня, Соа, за эти годы и продолжительных романов не было толком, я ни разу не был обручен, или хотя бы помолвлен. А ты? – с любопытством приподнял он широкие добрые брови. Ему не принципиально было, чтобы после него с тех пор у неё никого не было, это всё глупости, но знать, что девушка была разборчивой и ею остаётся – важно.
- Был молодой человек, с которым мы провстречались два года, - пожала плечами девушка, - но мы вовремя поняли, что наскучили друг другу, и больше нет никаких чувств, к счастью, не успели вступить в брак. С другим мы были вместе три года, но всё это время было, как на вулкане, ни одной недели без ссор и скандалов. Я уже работала, у него тоже было много дел, все три года мы встречались в основном по выходным. В субботу любили друг друга, а в воскресенье уже ненавидели. И от этого я тоже устала. Страсть не остывает, но нервы не выдерживают. Ревность, слёзы, обиды… На таком семейную жизнь не построишь, так что, разошлись около года назад, с тех пор у меня никаких романов не было. – Намджун окончательно и бесповоротно спокойно вздохнул, горизонт чист, и Соа именно из тех, кто предпочитает серьёзность, а не легкомысленные игрища и флирты, чтобы тешить своё самолюбие. Он попытался примерить ей образ жены и матери, но с этим оказалось туго. Сидящая в вечернем платье от Шанель или даже Оскара де ла Ренты, Соа не вписывалась в заштатную ночную рубашку, хлопковую и мягкую, в которой можно прижать к себе супругу и согреться. Намджун очень расстраивался от тех девушек, которые рядились в шёлк и кружево, считая, что это на радость ему – мужчине. Кружево кололо и чесало кожу, даже самое тонкое, а шёлк скользил и неприятно елозил по телу, как будто обнимаешь змею, которая вот-вот сменит шкурку. Мужчине очень хотелось, чтобы та, на которой он женится, была простой, впрыгивающей утром в тапочки и идущей на кухню, чтобы поставить там чайник, а он бы смотрел на её маленькие пятки и думал, как здорово, что она у него есть, вся, полностью, от них до самой макушки. Вот такой образ пока не надевался на Соа, но Намджун надеялся, что всё постепенно придёт к идиллической картинке, стоит потерпеть и подождать, намекнуть и поспособствовать. Интересно, а каким видит своего совершенного мужа Соа? Намджуну очень хотелось об этом расспросить, но он понимал – рано, можно спугнуть.
- Эх, хорошо тебе, опыт есть, как долго строить отношения и находиться в них, - вздохнул он.
- Да что там опыт? Каждый раз всё иначе, заново, не угадаешь, - правильно заметила Соа. – Нельзя же использовать знание привычек и интересов предыдущего партнёра с новым, вряд ли они совпадут.
- Да, ты и в этом права. А всё благодаря опыту, - засмеялся Намджун, настояв на своём, и девушка засмеялась с ним. Как прекрасны эти первые свидания, когда открываешь человека, когда на белом листе только-только проглядываются символы его характера, когда за блеском глаз может крыться что угодно, а в жестах содержится угроза соблазнения. Потом-то что – уже принадлежность и беспрепятственность, а пока игра, стратегия, позиционная война.
Когда Намджун расплатился, Соа извинилась за то, что покинет его ненадолго, и пошла в дамскую комнату. Молодой человек, надумав тоже сходить в туалет минуту спустя, двинулся в ту же сторону. Несколько залов ресторана занимали большую площадь, и уборная располагалась на этаж выше. Задумчиво глядя под ноги, Намджун дошёл до лестницы, по которой перед ним поднималась девушка. Как бывалый ловелас, не потерявший пока рефлексов, он бросил взгляд на округлые бёдра, вилявшие из-за ходьбы по ступенькам, обтянутые черным укороченным платьем. Какие формы! Распущенные до талии волосы, завитые естественными волнами, качались слева направо, и Намджун так и взобрался за аппетитной фигурой, следуя до самого женского туалета, у которого пришлось остановиться, соблюдая приличия, и нырнуть за дверь с силуэтом человека в костюме и шляпе.
Вымыв руки, Намджун вышел и стал ждать Соа, чтобы не разминуться, и она не замедлила появиться.
- О, ты уже здесь? – улыбнулась она.
- Да, тоже забежал, - указал он ей на помещение напротив и предложил локоть, за который Соа взялась. Они плавно пошли на выход. – Есть желание ещё куда-нибудь съездить? Продолжить вечер?
- Я бы с радостью, но завтра рано на работу вставать, понедельник… - Намджун не знал, чем это было: правдой, кокетством, потому что всякая девушка должна ломаться, или вежливым намёком на то, что ей не хочется дольше с ним тратить своё время. Будда, ну как понимать этих женщин? Их обогнала незнакомка, обойдя из-за плеча, и мужчина вновь позарился на её бёдра, на этот раз спускающиеся перед ними. Вроде и секс был только вчера, но приподнятый дух и счастливый организм стал возбуждаться, печалясь, что с Соа придётся наверняка разъехаться по домам, каждый к себе.
- Да, мне тоже завтра на работу, а до этого ещё Джинни в университет надо отвезти, - решил согласиться Намджун, не настаивая. Сразу брать на абордаж как-то нехорошо. Женственный силуэт остановился в конце, у первой ступеньки, и возле очаровательных, даже на глаз мягких и в меру пухлых округлостей, возникли мужские ноги, одетые в тёмные брюки. Намджун механически поднял глаза, чтобы посмотреть на спутника стройной незнакомки, и замер. Он увидел своего давнего-давнего друга, с которым куролесил и творил непотребства ещё до Тигриного лога. Ого-го! Сезон ностальгии можно считать открытым! Как удачно стали возвращаться былые деньки! Намджун не видел его с тех пор, потому что поменял образ жизни и место жительства, поэтому ничего не знал теперь о своём друге юности. Тогда он, как и сам Намджун, увлекался травкой, беспробудным пьянством с вечера пятницы по родительский пендель для остановки. Товарищ был в ту пору жадным до удовольствий, отчаянным в их добыче, равнодушным ко всему, к чему бывают равнодушны подростки – авторитетам, принципам, правилам, приличиям. Он был таким же, как и Намджун тогда. И вот, стоит тут, в этом дорогом ресторане, придерживая для своей дамы пальтишко, сам в костюме, какому позавидуют артисты на ковровой дорожке.
- Богом! – воскликнул Намджун запросто, и преодолел последние ступеньки, потянув за собой Соа. Друг из прошлого посмотрел на него, на мгновение прищурившись и опознавая обратившегося к нему. – Вот это ты франт стал!
Пак Богом, которым и был посетитель ресторана, Намджун не ошибся, узнал, наконец, приятеля тоже и просияв изумительной и покоряющей женские сердца улыбкой, протянул для рукопожатия руку. Они с Намджуном взялись обеими ладонями, от удивления, восторга и неожиданности горячо приветствуя друг друга.
- Намджун! – изумляясь случайной встрече, ахал Богом. – А сам-то, а сам! Пижон, ничего не скажешь! – Когда они рассмотрели друг друга и разорвали взгляд, глаза Намджуна отвлеклись в сторону, теряя из вида Богома и готовясь познакомиться с его спутницей, но когда он перевёл свои глаза, то вдруг остолбенел и чуть не обронил адекватное выражение лица. Возле Богома стояла Чжихё, непонимающе хлопая своими обалденно большими и распахнутыми очами. Длинные волосы, которые за шесть лет знакомства Намджун ни разу не видел не забранными, струились по плечам и ниже. Накрашенная, прехорошенькая и нарядная, Чжихё выглядела настолько сексуально, что её бывший начальник готов был поспорить – чужому телу приставили голову его бывшего главного бухгалтера. Она никогда не была такой, она не могла быть такой! Это же, ну… погруженная в цифры серая мышка в очках, сегодня ещё и зареванная, в кигуруми-единороге и с дурацкой икотой от волнения.