- Люди получают не требуя, а действуя и добиваясь, - озвучила своё мнение Чонён. Намджун не успел открыть рта, как старшая продолжала диспут:
- Наша трудолюбивая малышка, если тебе хочется использовать эти методы – пожалуйста, но ты рассуждаешь, как ребёнок, ещё не знающий реальности. Когда ты подрастёшь и окажешься во взрослой жизни, то узнаешь, что если не будешь чего-то требовать, то останешься без всего. Добиваться можно всю жизнь, и ничего не добиться.
- Давайте играть! – хлопнула в ладоши Чжихё, привлекая внимание.
- Да, пожалуйста, научите меня не быть разрушителем, - улыбнулся Намджун, поддерживая смену настроения и направления беседы. Но в нём всё равно остались отголоски этого рассуждения, и даже больше не говоря с девушками о прямолинейности и лживости умалчивания, гадал, хорошо ли, когда женщина ведёт себя так, как Сынён, честно и откровенно? Ему не хотелось осуждать её, потому что она была сестрой Чжихё и Чонён, но и согласиться никак не получалось. Проблема-то скорее была не в её любви к искренности; Намджун до сих пор и сам думал, что лучше бы ему говорили, чего от него хотят, чем заставляли догадываться. Проблема была в качестве желаний Сынён. Мало того, что она искала денежный мешок, и мужчина без миллионов её бы вряд ли порадовал, так она ещё и не видела рядом с собой никого, кроме некоего идеального парня, у которого не должно быть недостатков. Где она хочет такого найти? Не бывает среди реальных людей таких, в которых не к чему придраться. И пока она это не поймёт, пока не смирится с этим, так и будет порхать от одного к другому, по десять штук одновременно. Это неправильно, но как её образумить? И стоит ли? Зачем внушать девушке, что следует полюбить какого-нибудь обычного парня, если самостоятельно она ещё не влюбилась? Это же чувство такое – необузданное и самовольное, оно когда захочет, тогда и придёт, или не придёт вовсе.
Намджун из всех партий выиграл только одну, но дженга ему всё равно понравилась. С сиротами Пак было душевно и весело, ощущалось семейное тепло и покой. Три разных характера, кажущихся несовместимыми, отлично уживались, и сёстры, вопреки тому, что можно было бы подумать, не ссорились и не ругались, даже когда сообщали друг другу различные точки зрения. Намджуну не хотелось уходить, поэтому он согласился на чай после вина, когда игра была собрана в коробку и убрана. Чтобы посидеть ещё немного в приятном обществе, мужчина согласился бы и ещё на час позора, когда один за другим следовали только проигрыши.
Сынён позвонил по телефону какой-то кавалер, и она ушла в соседнюю комнату с ним болтать. Чжихё суетилась, убирая бокалы и принося чайные чашки, домашнее печенье и самодельные имбирные пряники. Намджун поплыл и погряз где-то в этом всём, когда почувствовал острый укол локтя под ребро. Вздрогнув, он повернулся к Чонён, прозорливо на него смотрящей с известным лукавством.
- Что?
- Вы пялились на задницу Чжихё, - когда та вышла, сказала тихо младшая.
- Я? Да нет, - нетвёрдо произнёс Намджун, понимая, что так безответственно и по-детски обнаружил себя.
- А теперь ещё и врёте.
- Я не вру! Я просто следил за единственным движущимся объектом! Если бы был включен телевизор, то я бы смотрел туда! – Сам не находя убедительности в своих отговорках, Намджун нахмурился и постарался вообще не смотреть на вернувшуюся Чжихё, чем, конечно же, выдал себя ещё сильнее. Ему было боязно, что Чонён немедленно огласит разоблачение сестре, но она промолчала, продолжая глазами издеваться над мужчиной. Полная озорства, она будто говорила взором: «Я знаю все ваши шальные мыслишки».
- Ой, я ещё остатки кекса забыла! – подскочила Чжихё и опять исчезла на кухне.
- Почему бы просто не признать, что пялились? – шепнула Чонён ещё раз.
- Да я не!.. Я… - Намджун взял имбирный пряник и, прежде чем оценить его на вкус, нашёл в себе смелость: - Если есть на что посмотреть, почему бы и не посмотреть? Разве я сделал что-то плохое?
- А я разве сказала, что это плохо? – «Нет, она не говорила» - подумал Рэпмон и набил себе рот выпечкой Чжихё. Очередная вкуснятина. Она не только имеет соблазнительные формы, но и своими руками творит чудеса. В голову Намджуна полезло совсем не то, что должно было. Если юркие ладошки что-то в фантазиях и мяли, то совсем не тесто.
- А вот и чай, - внесла на подносе заварочный чайник Чжихё, поставила его осторожно на столик и села напротив мужчины. Видя, что он ест продукт её кулинарного искусства, она словно смущалась от его довольного лица при этом процессе. Немая оценка «отлично» не ускользнула от внимания хозяйки и она, радуясь, что угодила, перекинула через плечо волосы, занимая опустевшие руки. Через силу она смогла задержать взгляд на взгляде Намджуна, посмотревшего на неё слегка исподлобья. Обычно она не выдерживала долго мужских взглядов, но этот был слишком уж добросердечным и ласковым. В этом лёгком наклоне головы, из-за чего создавался не то виноватый, не то просящий вид, проявилась какая-то особенная расположенность, и Чжихё сделалось неудобно, хоть и приятно, потому что она ощутила, как в этом зале перестал присутствовать босс или друг её младшей сестры. В этой комнате присутствовал мужчина, и она ощутила себя интересной девушкой, а не бухгалтершей. Но, кружило сомнение, что это всё ей лишь кажется, и господин Ким либо видит в ней свою подчинённую, либо то же самое, что весь противоположный пол, включая Богома – смазливую мордашку, миленькую девицу, с которой можно было бы «помутить», и никакого подлинного, серьёзного и основательного интереса нет и здесь. Сынён вернулась, и взгляд разорвался.
Но он склеился вновь в субботу, когда Намджун с Соа, согласившейся на предложенную «вечеринку» квартетом, приехали к Богому, где уже была Чжихё. Судя по тому, как она вела себя, разговаривала, создавалось впечатление, что она вошла буквально перед ними, что подтвердил хозяин квартиры, сказав, что «его принцесса» вошла буквально за пять минут до них. Намджуну впервые прорезал слух этот соловьиный тон. Он стал понимать, что никаких дальновидных планов у товарища нет, и жениться тот не собирается. Не на Чжихё, не на ком-либо ещё очень продолжительное время. Или это мнение ошибочное, потому что слишком сбивает с толку эта улыбка, от которой следует надевать солнечные очки? Глаза Богома сияют ей под стать, искрящиеся, распахнутые, само очарование и услужливость. «Есть в нём что-то такое, в этом парне, - думал Намджун, - что вроде бы он вот-вот расстелится перед тобой и вывернет душу наизнанку, а потом оказывается, что он и не думал приближать к себе, становиться ближе, впускать в свою жизнь. Он всего лишь создавал с тобой отдельный уголок своей жизни, а другие - не для тебя, и вряд ли есть хоть кто-то, кто знает все углы жизни Богома». Много лет назад, юношей, он уже был таким, умеющим злопамятно притаиться под маской обаяния галантного пижона, вынашивать идеи тихим сапом, но всё это затмевалось его эпатажной, чрезмерной благодатной экзальтированностью, выходками, прилюдными демонстрациями эмоций и привязанностей, благодушными разглагольствованиями и заверениями. Несмотря на баловство наркотиками, Богом не пропускал воскресных богослужений, потому что был из верующей христианской семьи, и если в восемнадцать лет забавляло, как водят за нос Всевышнего, постясь и читая молитвы напоказ, а втихомолку кутя и греша, то в более осознанном возрасте хочется постучать по лбу таким персонам. Намджуну тогда с Богомом было немного проще, потому что они были сообщниками, напарниками, лучшими друзьями, а когда ты с человеком заодно во всём, то естественно, понимаешь его лучше, знаешь о нём больше. Теперь Намджун видел, какими разными они стали, и уже не мог преодолеть невидимой холодности со своей стороны, вызванной отторжением прежних принципов. Ему это мешало разделить настроение товарища. Зато он понимал настроение Чжихё, неуютно себя чувствовавшей от того, что Богом сел к ней интимно близко, прижав бедро к бедру, хотя диван предоставлял место ещё как минимум на троих. Девушке хотелось услышать какие-то слова и закончить волнующую её тему, прежде чем снова возвращаться к физическим попыткам сблизиться, но, видимо, пока она этого не получила. Намджун сидел напротив них, стараясь думать о себе и Соа, но плохо получалось. Себя он хорошо знает, и за себя отвечает, он не обидит ту, которую выбрал, а вот беспокойство за Чжихё не только не покидало, но и усиливалось.