Наш ящик ближе всего и разбит. Кто-то отрывает доску.
— Осторожней, как бы нам тут на воздух не взлететь, — потешается один. — Это бомбы.
— Отвяжись, не то ты у меня без бомбы улетишь, — звучит в ответ.
Родные! Родные! Каждое слово, как мед.
Чья-то рука просовывается меж салфетками, осторожно — ищет, щупает. Я издаю самый радостный приветственный писк. Рука стремительно исчезает.
— Что за черт? — спрашивает изумленный голос. — Ребенок?
— Что вы несете? Как бы он выжил в этом чертовом ящике? Задохнулся бы.
— Коль задохнулся, не пищал бы.
Логика несомненная. Новая рука еще более осторожно ощупывает вещи. Несмотря на легкость прикосновения, я пищу изо всех медвежьих сил. Теперь салфетки одна за другой взлетают в воздух. Ну наконец! Глаза мои жмурятся от света. Надо мной голубое весеннее небо и несколько склонившихся над ящиком молодых любопытных лиц.
На головах матеевки[4]. Они, наши!
Взрыв смеха. Меня заметили. Подхватили, подняли вверх. Все хохочут, держась за бока. Рассматривают, передают из рук в руки. Я мяучу, пишу и гавкаю. Умей я петь, запел бы.
Кто-то заметил мой ошейничек. Прочел. И снова радость.
— А ну-ка поглядите, братцы, что привез нам этот гражданин, — приказывает весело капрал.
Они перетрясают ящик.
— Ура! — раздается торжествующий крик. — Ресторан!
— Здорово!
Они чинят подводу, устанавливают ящик. Садятся кто где может. Меня торжественно несут в руках.
— Надо взять его с собой, когда пойдем рапортовать!
— Точно! — соглашаются все.
— Дурнем буду, если не представлю его Деду.
— Верно, Щапа!
Все во мне поет от радости. Как же прекрасна жизнь! Под ярким солнцем, куда ни кинь глазом — мир. За каждым бугорком ждут невероятные приключения. И я — с Ними!
У завалинки полуразрушенной хаты капрал, вытянувшись в струнку, докладывает:
— Гражданин капитан![5] Разрешите доложить: дозор вернулся без потерь. Взяли одного пленного, одну грузовую подводу и одного медведя.
— Вы, что, рехнулись, гражданин! Откуда здесь медведь?
— Из ящика, гражданин капитан. Щапа, давай медведя!
Тот, что меня нашел, подает меня капитану. Я, пользуясь возможностью, стараюсь как можно четче отдать честь капитану лапой.
Капитан прыскает.
— Где вы такого откопали?
— В ресторане, гражданин капитан. Он целый ресторан нам привез, — восторженно докладывает Щапа.
— Вы уже все обшарили?
— Ящик разбит, гражданин капитан! — объясняет капрал.
— А прочие?
— Не осмотрены, гражданин капитан.
— Давайте их сюда.
В ящиках обнаруживаются карты и бумаги генерала. Необходимо их срочно доставить Коменданту. Капитан собирается идти. Щапа вызывается помочь. Подмигнув товарищам, берет одной рукой бумаги, а другой подхватывает меня и следует за капитаном.
По пути я могу осмотреться и вижу — по миру, который сперва показался мне радостным, гуляют беда и горе. Поминутно грохочут выстрелы, там и сям чернеют свежие пепелища. Времени расспросить кого-нибудь по пути нет. Мы быстро идем вперед.
Земля раскопана, разрыта. В ямах и окопах груды разрезанной ржавой колючей проволоки.
Одна из хат целее остальных. Перед завалинкой группка офицеров.
— Привет!
— Привет!
— К Коменданту. С рапортом.
Доложили. Мы входим. По дороге от тряски лапы мои совсем разболтались, но я собираюсь показать себя молодцом.
Кто-то сидит у окна, склонившись над разложенной картой. В сером аккуратном мундире. Обернулся. Посмотрел.
От моих бравых намерений и следа не осталось. Лапы обессилели от волнения. Из-под густых бровей с бледного лица на меня глядят серые сокольи глаза. От них исходит сила, сосредоточенная, пронизывающая. Вся фигура напоминает стальной клинок.
Капитан берет под козырек. Рапортует.
Щапа стоит в дверях, благоговейно взирая на Деда.
— Где бумаги? — спрашивает металлический, немного протяжный голос.
— Щапа! — подзывает капитан.
Щапа, чеканя шаг, подходит с генеральскими бумагами, не выпуская меня из рук.
— А это что такое? — спрашивает тот же металлический голос, на сей раз про мою особу.
Щапа, вытянувшись, чеканит:
— Разрешите доложить, гражданин Комендант. Медведь. Трофейный.
Улыбка. Неожиданно ясная, детская улыбка. Глаза стали мягкими и добрыми-предобрыми. Щапа, просияв, поворачивается кругом и выходит, бережно прижав меня к боку. Лишь тогда я решаюсь тихо и радостно вздохнуть.
4
Серая фуражка с ремешком на околыше — форменный головной убор в польских легионах, воевавших на стороне Центральных держав.
5
В отдельные периоды в польских войсках использовалось обращение «гражданин», призванное подчеркнуть всеобщее равенство. Так было во времена Январского восстания, так было и в Легионах Пилсудского.