— Если витязь родился ловким,
Если витязь родился сильным,
Надо убить его, пока он в пеленках,
Изрубить, пока он плаксивый.
Если он на колени встанет,
До него уже не достанешь,
Если на ноги витязь встанет,
То его уже не затронешь,
А до стремени он дотянется,
То его уже не догонишь.
Найти,
Извести,
Спугнуть,
Догнать,
Изрубить,
Скрутить,
Согнуть,
Изломать!
Чтобы величайшего из врагов победить,
Чтобы быстрейшего из жеребят перегнать,
Чтобы переднее назад заворотить,
Чтобы заднее наперед загнуть,
Чтобы неломаемое сломать,
Чтобы непугаемое спугнуть,
Чтобы сор без остатка вымести,
Чтобы обиды горькие выместить,
Чтобы одержать нам победу полную,
Чтобы, победив, мы чаши наполнили,
Чтобы на пиру победителей радоваться,
Вот что, небожители, надо нам.
Тринадцать бойцов самых ловких и быстрых
На низменную землю сразу же выпустим.
Будет там великое побоище…—
Говорил Балай с черного стойбища.
В это время
Черный-пречерный Хирхаг,
Из черной головы своей мысли беря,
Из черного рта своего слова даря,
Говорил-кричал примерно так:
— Из локтевой кости Гэсэра
Рукоятку для плетки сделаем,
Из берцовой кости Гэсэра
Кнутовище сделаем,
Из круглой головы Гэсэра
Дымящуюся головешку сделаем!
Атая-Улана
Разрубленные куски соберем,
На небо поднимем, воссоединим,
Жизнь и силу в него вдохнем,
Оживим и оздоровим!
Третий оратор Хара-Оеор
В другую сторону повел разговор.
Стал он дальнее вспоминать,
Стал он давнее ворошить.
Гладко-гладкое стал он мять,
Цельно-целое стал крошить.
— Вспоминать разве мы не должны,
Что ведь сам Атай-Улан
Развязал узелок войны,
На дорогу сраженья встал,
Разве он не пускал стрелу?
Разве он копья не ломал?
А теперь он упал во мглу,
А теперь он в беду попал,
Для чего заботиться нам?
Пусть вину искупает сам.
Когда два человека дерутся,
Люди смотрят со стороны.
Когда два бугая сойдутся,
Хозяева наблюдать должны.
Тут вышел, мрачен и хмур,
Черный шаман Боолур,
В которого вселилась Атая-Улана душа,
Вышел он, одеждами звякая и шурша.
Начал он шаманить,
Начал он бормотать-завывать.
— Восточных шэнгэринов сорок четыре,
Западных шэнгэринов пятьдесят пять.
Несправедливость творится в мире,
Западные восточных начали притеснять.
Начали нас оплетать-винить,
Начали нас угнетать-чернить.
Все колющее они точат,
Всем рубящим они машут.
Обижают нас кто как хочет,
Ни о чем нас не спрашивают.
Бывало,
Там, где мы боялись,
Атай-Улан храбростью нашей был.
Бывало,
Там, где мы поддавались,
Атай-Улан опорой нашей был.
Бывало,
Там, где мы сомневались,
Атай-Улан душой нашей был.
Думайте день,
Думайте ночь,
Атай-Улану надо помочь.
Тело доблестного Атай-Улана,
Что страдает, местью томим,
Соберем, обшарив все страны,
И в единое соединим.
На могучие ноги поставим,
Новой силы ему прибавим.
Чтоб из дьявола черного, лешего,
Хана Хурмаса не победившего,
Стал он вдвое сильнее прежнего,
Стал он втрое сильнее бывшего.
Все заклятья с него мы снимем,
Возвратим его доброе имя.
Все задуманное решится,
Все желаемое совершится,
Все препятствия одолеем,
Все преграды пройти сумеем.
Всех западных небожителей
Из пятидесяти пяти долин,
Расточители и разрушители,
Превратим мы в коровий блин.
Всех врагов мы расквасим вдрызг,
Не останется даже брызг.
Тех, кто нынче сверкает перлами,
Раскидаем по ветру перьями.
И на небе мы будем первыми,
И над небом мы будем первыми.
Так закончил Боолур шаманить —
Так закончил он бормотать-завывать:
— Найти,
Извести,
Спугнуть,
Догнать,
Изрубить,
Скрутить,
Согнуть,
Изломать!
Новому оратору говорить пора,
Вышел небожитель Уняар-Хара.
Сильно он рассердился,
Щеки надул,
Говорил-горячился,
Что пришло на ум.
— В припасенный аркан
Шею свою продевать не будем.
В навостренный капкан
Ногу свою мы ставить не будем.
Земные несчастья
Нас не касаются,
Атай-Улана части
На земле пусть валяются…
Тут столпились небожители в кучу,
Началась между ними буча.
Всю черноту-клевету собрав,
Они ругаются,
Всю серость-мерзость собрав,
Они толкутся,
Между собой они тягаются,
Между собой они дерутся.
Среди неба большого, просторного,
Разделились они на две стороны.
В это самое время,
О котором речь у нас идет,
В это самое время,
О котором рассказ наш течет,
Самый западный из западных небожителей
Хухэрдэй-Мэргэн,
А с ним витязь-царевич
Хултэй Тайжа
Вышли от бабушки Манзан-Гурмэ,
Вышли от батюшки Эсэгэн-Малан
С наказом, который был им дан.
Едут они откуда, середину неба видать,
Едут они откуда, середина земли видна,
Едут они, где встречаются солнце и луна.
Этого места достигнув, Хухэрдэй-Мэргэн
Повод синего коня натягивает,
Синего коня своего останавливает,
Синий конь ему подчиняется,
Батор Хухэрдэй-Мэргэн на синих стременах
Синего серебряного седла
Приподнимается.
Черный дьявол Архан-Шудхэр,
Происшедший из лохматой головы Атай-Улана,
Витязей этих издалека разглядел,
За черное колдовство приняться хотел,
Чтобы напустить какого-нибудь тумана,
Но испугался он свыше всяких мер,
Устыдился он свыше всяких мер,
Колдовство его прерывается,
За спину золотого солнца спрятаться он успел,
За грудью нежно-прекрасной луны он скрывается.
Богатырь Хухэрдэй-Мэргэн
И царевич Хултэй Тайжа,
Два витязя славных,
Оба витязя равных,
Догадались,
Что солнце Алтай-господин,
Догадались,
Что луна Алма-госпожа
Черного дьявола собою прикрыли.
Очень они рассержены были.
Хухэрдэй-Мэргэн
В широкую грудь полнеба вдохнул,
Хухэрдэй-Мэргэн
Щеки свои сердито надул,
Крик оглушительный издает,
Как тысяча лосей одновременно ревет.
Крик сотрясающий издает,
Как десять тысяч лосей одновременно ревет.
Солнце Алтана-господина
Он обвиняет,
Луне Алма-госпоже
Он пеняет:
— Архана — черного дьявола
Вы зачем за собою спрятали?
Вы зачем его
Своей золотой спиной защитили?
Вы зачем его
Своей нежной грудью прикрыли?
По доброте своей это вы сделали,
Или черт Архан показался вам страшен?
Или вы такие уж смелые,
Что хотите врагами стать нашими?
Услыхав эти дерзкие речи
И словами им не переча,
Солнечный сын Нагадай-Мэргэн дегэй
И лунный сын Сайхан-Мэргэн дегэй
Оседлали своих коней,
Бухарские желтые луки взяли
И колчаны, что стрел полны.
— Посмотрим, — они сказали,
Что там бродят за крикуны.—
Кони у них хоть разные,
Но оба огненно-красные.
За гривы они хватаются,
В седла они садятся,
Сразиться они собираются,
Никого они не боятся,
Оба они красивы,
В плечах у обоих — сила.
Пальцы рук у них цепки,
Сухожилия крепки.
Они схватки достойной жаждут,
Силу-ловкость они покажут.
Между тем
Атая-Улана лохматая голова,
Хоть и чертом ставшая, но умная,
Все смекнула, все поняла
И коварство свое задумала.
Вышел дьявол
Из-за солнечной золотой спины,
Вышел дьявол
Из-за лунной нежной груди,
Где он прятался и таился.
Оказался он у витязей на пути,
Смирным, добреньким притворился.
Нагадаю-Мэргэн дегэю
И Сайхан-Мэргэн дегэю
Как бы нечаянно
Он навстречу идет.
Как с друзьями с ними встречается,
Сладкие речи ведет.
— Ах, вы витязи мои, витязи,
Ах, дегэи мои, дегэи,
Наконец-то мы свиделись,
Глазам поверить — не смею.
Мы ведь так же сродни,
Как жир и масло,
Нашей дружбы огни
Пусть не гаснут.
Давайте
На десять белых лет
Сватьями станем.
Давайте
На двадцать светлых лет
Кумовьями станем.
Давайте
На тридцать сияющих лет
Братьями будем,
Соединим наши судьбы.
Так витязям коварный Архан говорит,
А сам полосатым глазом вбок косит.
Он взглядом своим блукает,
Он клыками своими сверкает.
Называя витязей братцами,
Зубами своими клацает.
Думает он, что улыбается,
А выходит, что огрызается.
Витязи все увидели,
Ждать себя не заставили.
Стрелы хангайские вынули,
В пасть Архана направили.
Натянули луки бухарские,
Целят в бельмы арханские.
Но дьявол Архан схитрил и тут —
Из глаз у Архана слезы текут.
Как коза кричит пронзительно,
Как ягненок блеет просительно.
Стал он витязей уговаривать,
Обещаньями стал задаривать: —
Ах, вы, витязи мои, витязи.
Ах, дегэи мои, дегэи,
Не стреляйте в меня вы, витязи,
А уж я услужить сумею.
Ты, солнечный сын, Нагадай-Мэргэн,
Ты, лунный сын, Сайхан-Мэргэн,
Опустите луки свои до колен.
Когда будете вы в дальнем пути,
Я помогу вам скакать-идти.
Когда будете дневную землю обогревать,
Я буду вам помогать,
Когда будете ночной земле светить,
Я буду лучи блестить.
Впереди у вас
Видимость улучшать я буду,
За спиной у вас
Я крепостью буду.
Дела решать — советником буду,
В пути ночевать — товарищем буду.
Коней ловить,
Деревья рубить,
Скот пасти терпеливо буду.
Давайте
На десять белых лет
Сватьями будем,
Давайте
На двадцать светлых лет
Кумовьями будем.
Давайте
На тридцать светящихся лет
Братьями будем,
Соединим наши судьбы.
Солнечного сына Нагадая-Мэргэна дегэя
Обмануть речами не удалось.
Посмотрел он на дьявола не робея
И увидел его насквозь.
— Днем,
Когда мы ходим по небу,
Сопровождать не надобно нас.
Ночью,
Когда мы ходим по небу,
Тысячи звезд окружают нас.
Ни в полдень ясный, сияющий,
Ни в полночь, ни в дождь, ни в туман
Не нужен нам в спутники и в товарищи
Черный дьявол Архан.
Между тем
Лунный сын Сайхан-Мэргэн
К дьяволу как будто прислушивается,
Дьяволу как будто сочувствует,
Дьявола как будто жалеет,
Защитить его собирается,
Приголубить намеревается.
— Когда днем по небу ходить мы будем,
Тенью нашей он будет.
Когда ночью по небу ходить мы будем,
Дополнительным светом будет.
Сделаемся с ним мы сватьями,
Станем с ним кумовьями.
Соединим наши судьбы.
Нас никто не осудит.
Станем с ним побратимами,
Всюду славными, всюду чтимыми.
Будем с ним мы как сверстники,
Будем с ним как ровесники.
Для веселья и боя
Лучше трое, чем двое.
Дьявол даже ушам своим не верит,
Рот растянул шире чем двери.
Громко хохочет, клыками сверкает,
С новой речью к витязям подступает.
— Если мы стали уже побратимыми,
Давайте меняться вещами любимыми:
Кресалами, трубками, кошельками,
Кисетами, плетками, кушаками.
Сядем мы на винно-черной реке,
У каждого чаша с вином в руке.
Говорить будем,
Пока сметана на чистой воде не образуется.
Беседовать будем,
Пока трава на голом камне не вырастет.
Помогать друг другу мы обязуемся,
Общий дом на троих мы выстроим.
На десять белых лет
Сватьями будем.
На двадцать светлых лет
Кумовьями будем…
Чем больше
Лунный сын Сайхан-Мэргэн
Про дружбу с дьяволом плел и пел,
Тем больше
Солнечный сын Нагадай-Мэргэн
Лицом мрачнел.
Начали витязи спорить,
Вспоминать хорошее и плохое,
Начали они вскоре
Ссориться между собою.
Каждый камень переворачивать,
Каждое слово переиначивать.
В конце концов
Нагадай-Мэргэн, солнечный сын,
Поехал дальше один.
А черный дьявол Архан
Тотчас полез в карман,
Достает из кармана за предметом предмет,
Кресало, трубку, кисет.
Все это Сайхану в руки сует,
А его вещи себе берет.
— Раз уж стали мы, — говорит, — побратимами,
Обменяемся вещами любимыми.—
Взяли они трубку, величиной как пень,
Взяли они кисет, величиной как олень.
Кисет этот, набитый табаком, они открывают,
Трубку эту резаным табаком набивают,
Кресалом белым, как зимний день,
Искры жаркие высекают.
Трубку они сосут шумно,
Дым они выпускают клубно.
Говорят,
Пока сметана на чистой воде не образуется,
Говорят,
Пока трава на голом камне не вырастет.
Помогать друг другу они обязуются,
Общий дом собираются выстроить.
Тем временем
Дорога Нагадая-Мэргэн дегэя
Прямо ли идя,
По сторонам ли кружа,
Встретилась с дорогой батора Хухэрдэя
И царевича Хултэя Тайжа.
Рассказал им
Нагадай-Мэргэн — солнечный сын,
Почему он оказался один.
Рассказал он им,
Что лунный сын Сайхан
И черный хитрый дьявол Архан
На десять белых лет
Сватьями стали,
На двадцать светлых лет
Кумовьями стали.
Что сидят они там и братаются,
Помогать — дружить обещаются.
— Начали было мы с ним спорить,
Вспоминать хорошее и плохое,
Но из-за этого вскоре
Перессорились между собою,
Каждый камень переворачивали,
Каждое слово переиначивали.
Я с тех пор одиноким стал,
Я с тех пор, как тень потерял.
О таком услыхавши деле,
Оба витязя обалдели.
Стоят, не понимая, стоят ли,
Сидят, не понимая, сидят ли.
Рассердились, щеки надули,
Огорчились, луки согнули.
Посылают стрелу к Сайхану,
Посылают стрелу к Архану.
Полетели, шурша опереньем,
Эти стрелы с предупреждением.
Не увидеть Сайхан не мог,
Как воткнулись стрелы у ног.
Вниз он в землю глядит, мрачнеет,
Вверх он в небо глядит, бледнеет.
Догадался в конце концов,
Что глупец он из всех глупцов.
Хухэрдэй-Мэргэн не долго думая
Хангайскую стрелу достает,
Хухэрдэй батор не мудрствуя
Черную стрелу на тетиву кладет.
Он ногами землю притаптывает,
Он глазами небо проглядывает,
Над острием стрелы он нашептывает,
Над опереньем стрелы наговаривает: —
Ты лети, стрела,
Легка и остра,
Не в небе пропасть,
Не в поле упасть.
Ты лети, стрела,
Шархану в пасть!
Черного дьявола
Насквозь пронзить,
Мохнатую голову
На куски разбить.
Боевой свой лук
Он так натянул, что дым пошел.
Бухарский свой лук
Он так натянул, что огонь пошел.
Вырвалась стрела, полетела,
Зашуршала и засвистела.
Силой большого пальца закрученная,
Ловкостью указательного пальца пущенная,
При полете звук родящая,
Звук по воздуху носящая.
Нацеленная стрела молниеносно летит,
Хангайская стрела неотвратимо звенит.
Желто-черная стрела в цель попадает,
Жилы-мускулы разрывает,
Кости крепкие раздробляет,
Душу с мясом разъединяет.
Высокое, просторное небо
До краев содрогается,
Низкая, просторная земля
До глубины сотрясается.
По небу черный туман расплывается,
По земле желтый туман расстилается.
Сун-море волнуется,
Сумбэр-гора качается,
Ветер жадный беснуется,
Клубами пыль поднимается.
Атай-Улана большая лохматая голова,
Которую Хан Хурмас ногой пнул,
Которую Хан Хурмас вниз столкнул,
Которая летела, крутилась,
Которая между небом и землей остановилась,
Которой вверх возвратиться — так сил уж нет,
Которой вниз опуститься — желанья нет,
Которая словно на веревке с неба спускалась,
Которая словно на подпорке над землей поднималась,
Которая превратилась меж звездных сфер
В черного дьявола Архан-Шудхэр.
Теперь эта голова, сшибленная стрелой,
Полетела вниз, завертелась юлой,
Полетела голова на землю вниз,
По вселенной всей раздается свист,
Будто камень шуршит, будто стрела звенит,
Будто коза орет пронзительно,
Будто козленок блеет просительно.
В это время
Тринадцать бойцов самых ловких и быстрых
Восточные небожители на землю выпустили,
Чтобы черного дьявола защитить,
Чтобы быстрейшего из жеребят перегнать,
Чтобы переднее назад заворотить,
Чтобы заднее наперед загнуть,
Чтобы падающую голову успеть подхватить,
Не дать ей упасть, а на небо вернуть.
Полетели они к сухой земле,
Полетели они наперерез стреле.
Полетели они, как молния,
Шумом-вихрем землю наполнили,
Но хангайская стрела заговоренной была,
Быстрее молнии оказалась стрела.
Летел Архан, раскрывши пасть,
Летел Архан, оскалив клыки,
Летел Архан, чтоб на землю упасть,
У желтого моря, у желтой реки.
Крепкие скалы начали рушиться,
Высокие горы начали колебаться,
Вода речная льется на сушу,
Вода морская горой поднимается.
Недалеко от широкой желтой реки,
Недалеко от места, где водопой,
В морские воды, что глубоки,
Свалился дьявол вниз головой.
Первое время он недвижно лежал,
Но силы собравши, натужился, встал.
В себя приходить он начал,
Встретясь с черной землею, с матерью,
Море вокруг поворачивая,
Землю он всю осматривает.
Все видно ему, как на блюде,
Леса и горы, стада и люди.
Вдруг,
У подножья горы под названием Хан,
На берегу реки под названьем Хатан,
Увидел он дворцы Абая Гэсэра,
С испуга дьявол сделался серым,
Скорее голову он пригнул,
В глубокое море на дно нырнул.
У дна морского он притаился,
В густые водоросли забился.
А Хухэрдэй-Мэргэн батор,
Стрелу пустивший,
Черного дьявола Архана стрелой сразивший,
Победителем называться стал,
Покровителем и людей и стад.
«Жеребятки пусть растут и резвятся,
Люди пусть живут и плодятся»,—
Такое пожелание высказал,
А сам трубку с кисетом вытащил.
Берет он свою трубку из чистого серебра,
Толщиной с рукав,
Открывает он свой бархатный кисет,
Величиной с мешок,
Красно-резаным табаком
Трубку он свою набивает,
Кресалом, величиной с озерко,
Искры жаркие высекает,
Мягко-пушистый трут,
С матерого лося величиной,
Махая им, раздувает.
Дым от трубки пошел,
Как речной туман,
Изо рта дым пошел,
Как дымит вулкан.
Трубку сосет он шумно,
Дым выпускает клубно.
Архана — черного дьявола
Убитым он посчитал,
Всех несчастных земных людей
Спасенными он посчитал,
Всех прекрасных земных зверей
Сохраненными он посчитал,
Золотое солнце с нежной луной
Защищенными он посчитал,
Необъятный простор земной
Очищенным он посчитал,
Свои дневные желанья
Исполненными он посчитал,
Свои ночные мечтанья
Совершенными он посчитал.
Поэтому, трубку свою докурив,
Поэтому, коня своего накормив,
В западные небесные пределы,
К пятидесяти пяти небожителям
Отправился, поскакал.