Задела стрела
За тысячу людей,
Задела стрела
За тысячу лошадей.
Тысяча людей
Мертвыми полегли,
Тысяче лошадей
Не встать с земли.
После этого
Сын Заяна, небожителя,
Бургы-Шуумар батор
Поскакал на врагов во весь опор.
Своего гнедого коня,
Повыше земли пробегающего,
Своего тонконогого коня,
Пониже солнца пролетающего,
За левую сторону повода потянул,
По левому крупу кнутом стегнул,
Мордой в сторону врагов повернул.
Врезался он в войска Шарадаев,
Рубит он их и давит.
Стрела им из лука пущена
В войско, в самую гущу.
Тысячу людей стрела поразила,
Тысячу лошадей стрела положила.
Третьим
Сын Ойодола, небожителя,
Батор Эржен-Шуумар
Поскакал нанести врагам удар.
Своего рассветно-синего коня,
Скачущего повыше ночи,
Своего светло-синего коня,
Скачущего пониже утра,
За правую сторону повода он потянул,
По правому гладкому крупу он стеганул,
В сторону вражеского войска повернул.
Наносит он врагам удары свои,
Враги вокруг, как в муравейнике муравьи.
Выпустил он стрелу звездно-белую,
Много его стрела всего наделала.
Тысячу воинов стрела истребила,
Тысячу лошадей стрела повалила.
Четвертым
Сын Будагры, небожителя,
Бала-Буулэн батор
Налетел на врагов, как ветер с гор.
Измерив все измеряемое,
Пересчитав все считаемое,
Направо рубит — налево глядит,
Налево рубит — направо глядит,
Все что видит он — разрубает,
Все что движется — истребляет.
Что приблизится — убивает.
Убитыми лежат — тысяча людей,
Вверх копытами лежат — тысяча лошадей.
Пятый,
С доброй славой живущий,
Очень метким стрелком слывущий,
Нээхэр-Эмшэн батор
Меч обнажил велик и остер.
От замахнувшегося на него,
Защищаясь,
От занесенного над ним,
Заслоняясь,
На остроту меча своего
Полагаясь,
Рубит врагов, как лес валит,
Режет врагов, как камыш косит.
Валяется тысяча убитых людей,
Валяется тысяча лошадей.
Шестой
Батор с особой желтой стрелой,
Пятнадцатилетний Эрхз-Манзан
На врагов налетел как ураган.
Умело
Кроваво-рыжего коня направляя,
Стрелы
С бухарского желтого лука пуская,
Тысячу шараханских воинов истребил,
Тысячу боевых лошадей убил.
За шестью баторами-воинами
Девять кузнецов
По одному
На поле битвы вступают,
Стрелы свои спокойно
Во вражеское войско пускают.
Каждая стрела убивает
Тысячу людей,
Каждая стрела поражает
Тысячу лошадей.
За кузнецами
Поспешают верхом
Девять баторов — раздувальщиков мехов.
За раздувальщиками-меховщиками
Следуют девять молотобойцев.
О силе их можно не беспокоиться,
Как махнет молотобоец рукой,
Тысяча человек — долой,
Как махнет молотобой другой,
Тысяча лошадей долой…
Но не уменьшается вражеское войско.
В завершенье всего
Сам Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
Припав на гриву
Слоново-солового коня,
Скачет неторопливо, светлее дня.
С лука золотого, гибкого
Он хангайскую стрелу пустил,
Две тысячи воинов гибнут,
Две тысячи лошадей, как добычу он захватил.
Но овладевает им беспокойство:
Не уменьшается вражеское войско.
В это время
Хара-Зотан,
С черной душой, как известно, хан,
Оказался в поле вместе со всеми,
Кричит, задором и завистью обуян:
— Дайте-ка и мне немножечко посражаться,
Дайте-ка и мне немножечко пострелять,
Дайте-ка и мне за убегающими погнаться,
Дайте-ка и мне мечом помахать.
Садится он на стрельчато-синего жеребца,
Лук муравлено-черный закидывает за плечи.
Скачет с видом героя и молодца
В самую гущу сечи.
Увидел его Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
Вспомнил он проявившиеся когда-то
Коварство и хитрость младшего брата,
Вспомнил он его двоедушие,
Вспомнил все клятвы, им нарушенные,
Вспомнил его мстительность, его злобу,
Кричит баторам: «Смотрите в оба!
В припадке этой отваги и храбрости,
Как бы он нам же и не напакостил.
Душа его мелкая, душа его черная,
Смотрите за ним молодцы-баторы.
К своей лишь выгоде всегда он стремится,
Может, лучше не пускать его биться».
Загалдели дружно доблестные баторы,
Пошли у них споры, пошли раздоры.
Одни говорят: пусть идет и бьется,
Другие твердят: на месте пусть остается.
Продолжают баторы неустанно
Спорить и препираться,
А хану Хара-Зутану
Хочется посражаться.
Баторов он всячески умягчает,
Сражаться доблестно обещает.
Погоняет он стрельчато-синего жеребца,
Лук боевой закидывает за плечи,
Скачет с видом героя и молодца
В самую гущу сечи.
Но овладело им беспокойство,
Оказался он среди черного войска.
Огляделся — со всех сторон не свои,
Кишащие, как в муравейнике муравьи.
Вражеское войско идет,
Как лес растет,
Идет войско и не кончается,
Словно камыш качается.
Передвигается войско ползуче,
Как черная туча.
Передвигается войско по горам,
Будто дует буран.
Идут войска в наступленье,
Как наводнение.
Передвигается войско на холм с холма,
Будто — ночь и тьма.
Как увидел все это Хара-Зутан,
Чуть с лошади не упал,
— Ну, — думает двоедушный хан,—
Совсем я пропал.—
Сердце его стало
Биться и трепыхаться,
Ребра его стали
Гнуться и размягчаться.
Испугался Хара-Зутан очень,
Кое-как он дождался ночи,
Где уж тут сражаться с врагами,
Отсюда убраться бы поскорей.
Но чтобы не возвращаться с пустыми руками,
Решил угнать он сто лошадей.
Подполз, поводья перерезает,
Но среди ночи не знает он,
Что за ним внимательно наблюдает
Военачальник Бирууза-Ноен.
Думает Бирууза-Ноен: «Странно,
В темноте лошадей воровать,
Поступок, недостойный благородного хана,
Ведь не разбойник же он, не тать.—
Выбрал он двух хороших бойцов,
Дал он им двух выносливых жеребцов,—
Вора этого догоните,
И ко мне его приведите».
Удирает Хара-Зутан без оглядки,
Но погоня наступает на пятки.
С двух сторон его сжали плотно,
Бег коня его укоротили.
А потом вся эта охота
Потонула в облаке пыли.
Выпрыгнул Хара-Зутан из седла,
Голая степь вокруг была,
Чтобы спрятаться, чтобы скрыться,
Чтоб до времени притаиться,
Нет ни ямки, ни бугорка,
Спрятался Хара-Зутан в нору сурка.
Забился он в нору поглубже,
Ждет, чтобы не было хуже.
Баторы,
Что Хара-Зутана преследовали,
Голую степь вокруг обследуют,
Оглядели они нору тарбагана,
Догадались, что она — убежище хана.
Собрали они гнилушек, чтобы сильнее дымили,
У входа в нору костер разложили,
Начали они Хара-Зутана выкуривать,
Из глубокой норы вытуривать.
От дыма у Хара-Зутана глаза дерет,
Дым ему дышать не дает,
Забыл он свое достоинство, свое имя,
Жалким предстал перед врагами своими.
Предстал он
Вылезшим из черной дыры,
Предстал он
Вылезшим из грязной норы,
Предстал он
Не в славе, не в доблести,
А предстал он
Весь в саже и копоти.
Как только
Хара-Зутан из норы показался,
Батор больно
За седые волосы его взялся.
Другой за колени схватился тоже,
Вытащили они его на свет божий.
Раскачали они его, на землю бросили,
Хара-Зутан у них слезно просит:
— Вы, баторы, меня не губите,
Вы, баторы, меня спасите.—
Он в ногах у баторов ползает,
— Не хочу, — говорит, — погибать без пользы,
У животного убиваемого,
Кровь выливают.
Человеку умертвляемому,
Высказаться позволяют.
Поглядели баторы на того, кто в ногах лежит:
— Если высказаться хочешь — скажи.
— Видите, ползаю я у ваших ног,
Видите, пыль лижу я с ваших сапог.
Погибать без времени не хочу,
За спасенье вам отплачу.
Ведь бываю я во дворце, в котором
Живет Абай Гэсэр и его баторы,
Как свой, как родственник я бываю там,
Расскажу я вам много важных тайн,
Наших людей достоинство
В жертву я вам отдам,
Родного края спокойствие
К ногам положу я вам.
Абая Гэсэра, как водится,
Нету дома пока,
Уехал Гэсэр охотиться
На Алтай, где шумит тайга.
А его тридцать три батора
Без толку не лежат,
Родной стороны просторы
Всечасно они сторожат.
Никто не проскочит мимо,
Никто не войдет туда.
Баторы непобедимы
И даже неуязвимы.
Вот в чем ваша беда.
Вы батора пораните,
А кровь из него не льется.
Вы его топорами,
А он над вами смеется.
Меч булатный в бою сломается,
Батор ладонью рубит вместо меча,
У лука тетива обрывается,
Батор стреляет силой плеча.
Абая Гэсэра опора,
Их не сломать, не согнуть.
Нельзя победить баторов,
Но можно их обмануть.
Налетают они ураганом,
Стреляя, рубя на скаку.
Но вы их возьмете обманом
И в этом я вам помогу.
Если от вас живым я выйду,
А не сложу свою голову здесь —
Есть у меня кое-какие обиды,
Счеты кое-какие есть.
За кое-что отплачу им, за прежнее,
Узнают они характер мой.
Сто кляч мне дайте самых заезженных,
Я с этими клячами вернусь домой.
Расскажу я им, что вы в походе
Лошадей заездили, измотались сами,
Что вы поворачиваете и уходите
Со своими бесчисленными войсками,
Что наступает мирное время,
Что стрелы и луки уже не нужны.
Что можно вынуть ногу из стремени,
Можно мечи убрать в ножны.
Можно панцири снять и шлемы,
Коней на пастбище отпустить,
Будем гулять, веселиться все мы,
Будем настойки и вина пить.
Арза и хорза рекой польются,
И все могучие богатыри,
Так в конце-то концов напьются —
Голыми руками приходи и бери.
Как дети сделаются герои,
Приходите, вооружены от пят и до головы.
Я сам ворота для вас открою,
Всех баторов уничтожите вы.
Видите, ползаю я у ваших ног,
Пыль лижу я с ваших сапог,
Погибать без времени не хочу,
За спасение вам отплачу.
Баторы поднимают Хара-Зутана с брюха,
На котором ползал перед ними он,
Ведут его за два оттопыренных уха,
Где ждет их хан Бирууза-Ноен.
К восседающему Ноену строгому
Хитреца коварного привели,
За уши вниз его дергают,
Чтобы кланялся до земли.
Покорно Хара-Зутан кланяется
Восседающему хану огромному.
Все, что сделать намеревается,
Пересказывает подробно.
Как обманет он баторов, будто враги в походе,
Лошадей заморили, измотались сами,
Что поворачивают они и уходят
Со своими бесчисленными войсками.
Что наступило мирное время,
Что стрелы и луки уже не нужны,
Что можно вынуть ногу из стремени,
Можно мечи вложить в ножны.
Что панцири и шлемы снять нужно,
Коней на пастбище отпустить,
А самим гулять, веселиться дружно,
Крепкие настойки и вина пить.
Арза и хорза рекой польются,
Тогда все могучие богатыри
До того, в конце-то концов, напьются,
Голыми руками приходи и бери.
Беспомощными сделаются герои
Против вооруженных от пят и до головы,
Я сам ворота для вас открою,
Всех баторов уничтожите вы.
Так я баторам отплачу за прежнее,
Узнают баторы характер мой…
Только дайте сто кляч мне самых заезженных,
Я с этими клячами вернусь домой.
Однако
Мой брат Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
Может россказням моим не поверить,
Захочет все по книге проверить.
Будет он
Священную желтую книгу листать,
Будет он
Священную желтую книгу читать.
Узнает он по книге, что не уходите вы,
А наоборот,
Стоите с войском у самых ворот.
Тогда вы седла задом наперед поверните,
Сами в седлах спиной вперед сидите.
Саргал-Ноен,
Хоть и мудр и седовлас,
Со спины, а не спереди увидев вас,
Подумает, что вы не на нас нападаете
А и вправду к себе домой уезжаете.
Хан Бирууза, восседающий и огромный,
Выслушал весь это план подробный.
Одобрительно он головой закивал
И своим приближенным так сказал: —
Этот план его вниманья достоин,
Хара-Зутан, как видно, опытный воин,
Хочет отплатить он баторам за прежнее,
Хочет показать им характер свой.
Дайте сто кляч ему самых заезженных,
Чтобы с этими клячами он вернулся домой.
Снабдили Хара-Зутана лошадьми усталыми,
С шерстью свалявшейся, с боками впалыми,
Лошадьми заезженными, лошадьми заморенными,
С шерстью вылезшей, запаленными,
С мордами до земли опущенными,
С ногами едва бредущими,
С губами вяло отвисшими,
С ушами уныло поникшими.
Набрали ему не сто коней,
А сто от бывших коней теней.
Ногами за землю они задевают,
А куда бредут и сами не знают.
Вот каких лошадей, ухмылку тая,
Привел Хара-Зутан в родные края.
Всем баторам и Саргалу-Ноену
Лошадей этих Хара-Зутан показывает,
Своим сородичам удивленным
Хитроумно и коварно рассказывает,
Что враги в тяжелом походе
Лошадей заморили, измотались сами,
Что они поворачивают и уходят
Со своими бесчисленными войсками,
Что винят они свои слабые руки,
Что винят они свои неметкие луки,
Все побросали на поле боя,
Ничего не берут с собою.
А для нас наступило мирное время,
Ни стрелы, ни луки уже не нужны,
Можно вынуть ногу из стремени,
Можно мечи вложить в ножны.
Можно панцири снять и шлемы,
Коней на пастбище отпустить.
Будем гулять, веселиться все мы,
Хорзу и арзу мы будем пить.
Тогда досточтимый Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
Выслушав внимательно Хара-Зутана
И, подумав, сказал: «Все это странно.
Шарайдаи, долиной Шара владеющие,
Мечту о победе над нами лелеющие,
Ханы,
Двери войны открывшие,
Ханы,
В наши края прибывшие
Со своими бесчисленными войсками,
Добровольно домой не вернутся сами.
Черную собаку с рысью не спутаешь,
А ты, Хара-Зутан, что-то путаешь».
Хара-Зутан обиделся, чуть не плачет:
— Если мои слова ничего не значат,
Открой священную желтую книгу,
Тогда всю правду узнаешь мигом.
Священную желтую книгу
Саргал-Ноен открывает,
Священную желтую книгу
Саргал-Ноен листает.
Всматривается он в ее страницы,
Показывает книга ему картины:
Вражеское войско вдали теснится,
Но видны у врагов одни лишь спины.
Как будто враги не нападают,
А, действительно, домой уезжают.
Ведь не знал он,
Что седла они задом наперед повернули,
Не догадался Саргал-Ноен,
Что враги его обманули.
После этого
Тридцать три батора
Пустились в громкие разговоры:
— Если наши враги в тяжелом походе
Лошадей заморили, измотались сами,
Если они поворачиваются и уходят
Со своими бесчисленными войсками,
Зачем же мы будем натягивать луки,
Зачем же мы будем мечами махать,
Не лучше ли взять нам чарки в руки,
А коней на пастбище — отдыхать.
Ведя подобные разговоры,
К Саргал-Ноену подступили баторы.
Седовласый и мудрый Саргал-Ноен
Разговорами этими удивлен.
В хангайской голове его брезжит прозренье,
В хангайской груди его — подозренье.
Крепко задумался Саргал-Ноен,
Не поймет он, что б это значило,
Большим удивлением он удивлен,
Задачей большой озадачен.
Мало ли что проглянуло с книжных страниц,
Человеческая злоба не имеет границ,
Коварству человеческому нет предела,
Недаром голова его поседела.
Сами себе мы творим судьбу,
Сами потом клянем судьбу.
Сами мы бываем во всем виноваты,
А валим вину на брата или на свата.
Но баторы не слушают мудреца,
Не хотят они мечами махать,
А хотят они, напившись винца,
Веселиться и отдыхать.
Шумя, не сдерживаемые никем,
Все тридцать три, молодец к молодцу,
Пошли они к ханше Алма-Мэргэн,
К ее серебряному крыльцу.
Пришли они к ханше шумной гурьбой,
Рассказывают ханше наперебой,
Что все враги в тяжелом походе
Лошадей заморили, измотались сами,
Коней поворачивают и уходят
Со всеми бесчисленными войсками.
Теперь можно панцири снять и шлемы,
Коней на пастбище отпустить,
Будем гулять, веселиться все мы,
Арзу и хорзу мы будем пить.
Теперь можно вынуть ногу из стремени,
Можно мечи вложить в ножны,
Для нас наступило мирное время,
Ни стрелы, ни луки уже не нужны.
Алма-Мэргэн на радостях золотые столы накрывает,
Яства редкие ставит,
Алма-Мэргэн для гостей серебряные столы расстилает
Напитки крепкие ставит.
Собирает она людей с юга,
Собирает она людей с севера,
Любимая жена и подруга
Великого хана Абая Гэсэра.
Мясо меряется пригорками,
Вина меряются прудами,
Вина сладкие рядом с горькими,
Всюду выставлены рядами.
Восемь суток гости пируют,
А веселье все не кончается.
Девять суток они пируют,
А веселье лишь начинается.
С каждым часом баторы хмелеют,
Бог весть что языками мелют,
У них головы тяжелеют,
У них руки-ноги немеют.
А от крепкого злого курева
Их мозги пеленает дурью.
В это время дядя Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
С речью к пьяницам обращается,
К мыслям давешним возвращается:
— Бесконечна людская злоба,
Вы, баторы, смотрите в оба!
Неужели вам пьянство нравится,
Вы бойцы или горькие пьяницы?
Подождите, остепенитесь,
Протрезвейте, остановитесь!
Но баторы черпают ведрами,
Да лопочут языками нетвердыми.
Над Ноеном они изголяются,
Под столами они валяются.
Шевелятся они еле-еле,
Окончательно одурели,
Спят вповалку богатыри,
Голыми руками приходи и бери.
Седовласый и мудрый Саргал-Ноен
Поведеньем воинов удивлен.
В хангайской голове его брезжит прозренье,
В хангайской груди его — подозренье.
Чует его сердце недоброе,
Видя пьяным войско хороброе.
Призывает он пятнадцатилетнего батора.
Смышленого и ловкого Эрхэ-Манзана,
Единственно трезвого в эту пору,
На войско пьяное показал ему.
— На них надеяться нам нельзя,
Ты скачи теперь, как тень скользя.
Как доскачешь до стана врага,
Погляди на его войска.
Правда ли,
Что измучились они в походе.
Правда ли,
Что домой они уходят.
Ты скачи туда на своем коне,
Что увидишь там, все расскажешь мне.