Подошел он к закопанному силачу, поглядел,
Носком сапога его поддел,
Да и выбросил он его из земли,
Люди вокруг в удивленье пришли.
Гэсэр же,
Мыслями, никому не показанными,
Словами, вслух никому не сказанными,
Приказами, никем не услышанными,
Приказал своим баторам, чтобы в поход они вышли.
Тридцать три батора,
Триста тридцать три воеводы,
Три тысячи триста тридцать три,
Оруженосца-гвардейца,
Приготовились к дальнему походу,
Поняли, что от них требуется.
Поняли они мысли, никому не показанные,
Услышали они слова, никому не сказанные.
Исполнили они приказ, никем не услышанный,
В поход немедленно вышли.
Затуманилось небо высокое,
Закачалась земля широкая,
Красный туман в небесах расплывается,
Желтая пыль по земле расстилается,
Вселенная содрогается.
От стремян и от панцирей звоны,
Копыта гулко стучат,
Только сами баторы воины
Сурово и хмуро молчат.
Едут они к шарайдаям,
Долиной желтой владеющим,
Едут они к троеханам,
Бесчисленных подданных имеющим.
Шарайдаи о том услышали,
На дворцовую крышу вышли,
Дальнозорким волшебным глазом
Все им видно наверняка.
Отдают шарайдаи приказы,
Собирают свои войска.
Олзобоя, себя проявившего,
Олзобоя, силача победившего,
Его лук боевой сломавшего,
Из земли силача откопавшего,
Полководцем они назначают,
Боевое знамя ему вручают.
Выезжает он с ним вперед,
Все войска за собой ведет.
Передние ряды зеленую траву приминают,
Задние ряды по голой земле шагают.
По небу туман расстилается,
Над землей пыль поднимается.
Вселенная гудит и качается,
Две стороны встречаются.
Но как только
Первые стрелы полетели,
Но как только
Первые стрелы засвистели,
Принял Гэсэр свой настоящий вид,
На своем Бэльгэне горой сидит.
На Бэльгэне с белыми костями,
На Бэльгэне с крепкими ногами,
На Бэльгэне с круглыми копытами,
На Бэльгэне гнедом, испытанном.
Сидит на Бэльгэне Гэсэр, похожий на гору,
Шелестит, как дуб, сверкая, как солнце.
Увидали его тридцать три батора,
Триста тридцать три воеводы,
Три тысячи триста тридцать три оруженосца.
Как почали они шарайдайские войска громить,
Кишащие, словно муравьи в муравейнике,
Как почали они стрелять, кромсать, давить, рубить,
Кровь течет по самые наколенники.
Костей они нагромоздили горы,
От кровищи некуда деться.
Всех врагов перебили баторы,
Воеводы и оруженосцы-гвардейцы.
Тогда
Шарайдаи,
Желтой, долиной владеющие,
Троеханы,
Бесчисленных подданных имеющие,
Узнав, что войска их истреблены,
Не понимают, что бы это значило.
Большим удивленьем удивлены,
Задачей большой озадачены.
Не имея других надежных средств,
На поляну, где не вытоптана трава,
Выпускают они тринадцать своих волшебств,
Выпускают они двадцать три своих волшебства.
Волшебства забегали, заплясали,
Шарайдаям точно все рассказали,
Что обманул их Абай Гэсэр Удалой,
Что был это вовсе не Олзобой,
Не подкидыш это был и не мальчуган,
А могучий, великий хан.
Шарайдаи себя ругают,
Шарайдаи себя проклинают,
Называют себя простаками,
Называют себя дураками.
Ударили они в золотой бубен,
Собрали всех северных подданных,
Ударили они в серебряный бубен,
Собрали всех южных подданных.
И под водительством Хана Бирууза-Ноена,
Выдав ему боевые знамена,
Двинули на Гэсэра войска свои,
Кишащие, как в муравейнике муравьи.
То не лес шумит,
То идут войска.
То не камыш шуршит,
То идут войска.
То не ветер свистит,
То идут войска.
То не снег валит,
То идут войска.
То не река разлилась в наводнение,
То войска идут в наступление.
Идут они, похожие на ураган,
Приблизились они к низине Ужаргай.
Над этой низиной гора поднимается,
А над этой горой заря занимается.
Там не заря занимается, не солнце горит,
Там Абай Гэсэр Удалой стоит,
Как дуб, шелестит, сверкает, как солнце.
С ним баторы его,
Воеводы его
И гвардейцы-оруженосцы.
Как начали они шарайдайские войска громить,
Кишащие, словно муравьи в муравейнике,
Как начали они стрелять, кромсать, давить, рубить,
Кровь течет по самые наколенники,
Костей они нагромоздили — горы,
От кровищи — некуда деться,
Всех врагов перебили баторы,
Воеводы и оруженосцы-гвардейцы.
Заставили они их
Козлами кричать.
Заставили они их
Козлятами верещать.
Целые сутки они их рубили,
До единого истребили.
Абая Гэсэра батор
Буйдан-Улаан,
Да шарайдайский батор
Мангилай-Сагаан,
Схватились между собой,
Закипел у них жаркий бой.
Но недолго продолжалось сраженье,
Потерпел Мангилай пораженье,
Силы Сагаана Мангилая ослабли,
Буйдан-Улаан зарубил его саблей.
Зарубил его саблей острой, булатной:
Вот тебе, изверг, за все расплата.
После этого
Повел Гэсэр свое войско,
Богатырское и геройское,
Ко дворцу шарайдаев,
Желтой долиной владеющих,
Ко дворцу троеханов,
Бесчисленных подданных имеющих.
Конь к коню и боец к бойцу.
Едут они, приближаются ко дворцу.
Когда во главе с Абаем Гэсэром,
Баторы сильные, баторы смелые,
А также воеводы и оруженосцы-гвардейцы
У дворца шарайдаев завершили поход.
Настала пора для решительных действий,
Абай Гэсэр выехал на Бэльгэне вперед.
Выехав вперед, для начала
Громче громкого закричал он.
Тысячи изюбрей голоса в один соединив,
Оглушительно закричал,
Десяти тысяч изюбрей голоса объединив,
Сотрясающе закричал.
Вселенная начала качаться,
Земля начала содрогаться,
Море Сун взволновалось и задрожало,
Гора Сумбэр задребезжала.
Стоящие камни — вниз упали,
Лежащие камни — пылью стали.
В это самое время
Шарайдаи,
Долиной желтой владеющие,
Троеханы,
Бесчисленных подданных имеющие,
Поняли,
Что приходит для них расплата.
Поняли,
Что спасать свои шкуры надо,
Поняли,
Что Гэсэру и баторам его железным
Сопротивляться бесполезно.
Душа у них ушла в пятки,
Хоть беги без оглядки.
Но пустились они на хитрость,
Рассчитывая на доброту Гэсэра и милость.
Не стали они с ним биться,
А стали они молиться.
Лежат они и стенают,
Что дальше делать не знают.
Каждый жить из них хочет,
А Гэсэр над ними грохочет:
— Не вы ли,
Шарайдаи,
Желтой долиной владеющие,
Не вы ли, троеханы,
Бесчисленных подданных имеющие,
Не вы ли,
Коварны, разъярены,
Открыли двери войны?
Привели к нам в долину войска свои
Бесчисленные, как муравьи?
Не вы ли,
Пока я охотился на Алтае,
Разорили мою землю от края до края?
Табуны-стада мои истребили,
Моих подданных перебили?
Из костей да из мяса там холмы росли,
Ручьи от крови красны текли.
Была моя земля зеленая, золотая,
А стала земля испепеленная и пустая.
Не вы ли
Царицу мою великую,
Лунно-звездную, солнцеликую,
Совершенную,
От сияющих глаз до округлых колен,
Захватили и увезли на телеге в плен?
Не вы ли,
Когда дядя мой Саргал-Ноен,
Сединами мудрыми убелен,
У большого озера лежал в камышах,
Затаившись и не дыша,
Не вы ли
Выбрали рысака самого редкого,
Не вы ли
Выбрали стрелка самого меткого,
Чтобы дядю моего он стрелой погубил,
Чтобы голову и руку ему отрубил?
Не вы ли
Из головы его сделали кубок
Вино пить сладкое,
А из правой руки обрубка
Сделали для кнута рукоятку?—
Чем громче говорил Гэсэр, чем резче,
Тем шарайдаи становились меньше и меньше.
В пыли они перед Гэсэром ползают,
В грязи перед ним пресмыкаются,
Не надеясь на удачу и пользу,
Плачут они и каются.
Становятся они все ниже и ниже,
Сапоги Абаю Гэсэру лижут.
Цепляются за него руками,
Превратились они в мох на камне.
Превратились они в песок и пыль.
Так повествует об этом быль.
— Вот так-то, — говорит Гэсэр,—
Будете знать,
Как копьями да мечами махать,
Как земли цветущие разорять,
Болезни и бедствия распространять.
Это время пройдет,
И еще двойное время пройдет,
Не будете вы обижать народ.
Такое заклятье на них Гэсэр наложил,
После этого меч свой в ножны вложил.
Сделав все это, Абай Гэсэр Удалой
Начал собираться домой.
Но, конечно, тотчас же встретился он
С солнцеликой своей Урмай-Гоохон.
Обнимались они —
К голове голова,
Говорили они
Красивые, ласковые слова.
Запряг Гэсэр трех иноходцев
В телегу серебряно-зеркальную,
Посадил царицу, подобную солнцу,
Но уж радостную, а не печальную,
Посадил ее, всячески обласкал,
Домой отправил и сам домой поскакал.
Так,
Сильнейшего врага победив,
Так,
Непереваливаемые горы перевалив,
Так,
Неразвязываемое развязав,
Так,
Несказываемое сказав,
Народы от бедствий освободив,
Быстрейшего из жеребят перегнав,
Переднее назад заворотив,
Неседлаемого жеребца оседлав,
Заднее наперед загнув,
Неломаемое сломав,
Непугаемое спугнув,
Говорит Гэсэр своим баторам,
Обращается он к своим воеводам
И гвардейцам-оруженосцам:
«Нам домой собираться впору,
Готовьте коней к походу,
Выйдем с восходом солнца.
Лосиная берцовая кость в котел не вмещается,
Сердце не перестанет домой стремиться.
Эвенки к старому кочевью возвращаются,
Жеребенок тянется к матери-кобылице.
Возвращается человек к воде,
Которую в детстве пил,
Возвращается человек к земле,
На которой маленьким жил,
Собирайтесь-ка все в дорогу,
Мы поедем к родному порогу».
Едут они,
Где сыро и холодно,
Едут они,
Где сухо и жарко,
Едут они
Через землю воронов,
Едут они
Через землю жаворонков,
Хотя реки бывают длинными,
Но до моря все равно добираются.
Хотя родная земля за горами-долинами,
Но все равно приближается.
Доезжают они
До вечного моря Манзан,
Которое Абай Гэсэр водопоем сделал.
Доезжают они
До великой долины Моорэн,
Которую Абай Гэсэр пастбищем сделал.
Доезжают они
До великой реки Хатан,
Доезжают они
До дворца Абая Гэсэра.
Угощаясь яствами разными,
Друг друга люди целуют,
Восемь дней они празднуют,
Девять дней они пируют.
Возвращается прекрасное время,
Да забудет нога про стремя,
Да забудут глаза и руки
Про каленые стрелы и луки.
На просторы алтайских пастбищ
Коней пастись отпустили,
На раздолье саянских пастбищ
Коней гулять отпустили.
Две его красивых жены,
Две его золотых жены
Алма-Мэргэн и Тумэн-Жаргалан,
Встречать возвращающихся должны
Из дальнего похода, из чуждых стран.
В золотой они бубен бьют,
Северные народы собирают,
В серебряный бубен бьют,
Южные народы собирают.
На берегу великого моря Манзан,
На краю великой долины Моорэн,
У истоков реки Хатан,
Где трава растет выше колен,
Всех они встречают и привечают.
Золотые столы накрыли,
Редкие яства на них поставили.
Серебряные столы расстелили,
Крепкие напитки на них расставили.
Мяса-масла поставили — горы,
Архи-арзи поднесли — озера.
Под защитой дворцовых стен
Все оружие спрятали в сундуки,
Посреди великой долины Моорэн,
На берегу Хатан — великой реки.
Там,
Коней своих в детстве пасший,
Там,
Народы свои от бедствий спасший,
От всех несчастий их защитивший,
Мир и покой земле возвративший,
У реки,
Из которой он в детстве пил,
На земле,
На которой он в детстве жил,
С тремя золотыми солнцеликими женами,
С тридцатью тремя верными баторами,
С триста тридцатью тремя воеводами,
С три тысячи триста тридцатью тремя
Гвардейцами-оруженосцами,
Под родным отеческим солнцем,
Три раза на дню питаясь,
Три раза в году наслаждаясь,
Продолжает жить наш великий герой
Абай Гэсэр Удалой.
Быстрых-быстрых лисиц
Мы, погнавшись, поймали,
Черных-черных бобров,
Мы, стрельнув, поразили,
Много славных страниц
Мы перелистали,
Наслаждаясь старинной и красочной былью.
Все туго завязанное,
Мы развязали.
Все не рассказанное,
Мы рассказали.
Одобренья и отдых мы теперь заслужили.
ЭПИЛОГ
После всех своих подвигов и деяний,
Породивших девять этих сказаний,
Избавивши народы от несчастий и бедствий
Путем великих и решительных действий.
Очистивши свое дорогое царство
От всякой нечисти и злого коварства,
Со своими золотыми, солнцеликими женами,
Со своими верными, несокрушимыми баторами,
Со своими воеводами и оруженосцами,
Под родным отеческим солнцем,
Три раза на дню питающийся,
Три раза в году наслаждающийся,
Жил наш герой Абай Гэсэр…
Однажды сидел он и песню пел.
«Высокое солнце, скажите, красиво ли?
Но Тумэн-Жаргалан — красивее!
На рассвете солнце, скажите, красиво ли?
Но Урмай-Гоохон — красивее!
На закате солнце, скажите, красиво ли?
Но Алма-Мэргэн — красивее!»
Так Абай Гэсэр наш герой сидел,
Так о женах своих он пел.
Вдруг раздался небесный гром,
Вдруг увиделся молнии блеск,
Задрожала земля кругом,
Закачались горы окрест.
Зашумел многоглавый лес,
И при молнии, в тот же миг
Эрлиг-хан, посланец небес,
Перед входом в дворец возник.
Удивился хозяин дворца,
Увидав такого гонца.
Гость небесный, но гость непрошеный,
Он встречает его вопросами.
— Для тебя все открыты двери,
Но зачем ты на землю спустился?
Ты случайно или с намереньем
У моих дверей очутился?
Мы приветим тебя заслуженно,
Угостим тебя со старанием,
Но, если в гости, то почему же
Не сказать об этом заранее?
Эрлиг-хан торжественно начал,
Хлебосольства дары приемля:
— Ты исполнил свою задачу,
Для которой послан на землю,
А послан ты, чтобы решительно действуя,
Избавить народы от несчастий и бедствий.
Когда
Внезапно травы начали сохнуть,
А быки и лошади стали дохнуть.
Когда
Реки начали от истоков мелеть,
Солнце начало от восхода тускнеть,
С неба ни дождинки не капало,
Все живое захирело, ослабло.
Когда
Распространились холод, голод и тьма.
Когда
Распространились язва, оспа, чума.
Когда
Распространились распри, слезы и кровь.
Когда
Забыли люди жалость, любовь,
Спустили тебя на землю
Для решительных действий,
Чтобы избавить народ от бедствий.
С указанием из пяти священнейших книг
Тебя спустили,
Превратить вечность в единый миг
Тебя спустили,
С заданьем благополучие возвратить
Тебя спустили,
С заданием порядок восстановить
Тебя спустили,
С желанием веселие возродить
Тебя спустили,
С мечтаньем всю нечисть истребить
Тебя спустили,
С надеждой успокоить людей
Тебя спустили,
С решеньем счастливыми сделать их
Тебя спустили,
С мудростью для семидесяти мудрецов
Тебя спустили
С основой для семидесяти языков
Тебя спустили.
Должен был ты людей защитить-спасти,
Чтобы могли они мирно свой скот пасти,
Чтоб могли они опять веселиться,
Чтоб могли они опять расплодиться,
Козней дьявольских не бояться,
Красотой земли наслаждаться.
А теперь,
Когда на земле порядок и мир царят,
Пора тебе возвращаться назад.
Достиг ты меры своих годов,
Землю ты покинуть готов.
На рассвете,
Пока не взойдет еще солнце,
Мы с тобой с земли навсегда унесемся.
Без тебя
Они будут рассвет встречать,
Без тебя
Они будут детей качать,
Без тебя
Они будут есть и пить,
Без тебя
Они будут жен любить,
Без тебя
Они будут скот пасти,
Без тебя
Они будут жизнь вести.
У Абая Гэсэра
Сердце часто-часто забилось,
У Абая Гэсэра
В глазах помутилось.
Дрожью он начал дрожать,
Посыльному внемля,
Не хочет он покидать
Прекрасную землю.
Но виду не подает,
А спокойную речь ведет.
— Гость дорогой,
Зачем же стоять на пороге?
Заходите в дом,
Промочите горло с дороги.—
За руку он Эрлиг-хана берет
И во дворец ведет.
А там,
Золотой стол накрывают,
Редкие кушанья ставят.
Серебряный стол накрывают,
Крепкие напитки ставят.
Мясо-масло подали бугорком,
Арзу-Хорзу подали озерком.
К вечеру небесный гонец
Объелся и упился вконец.
Напился гонец тот в стельку,
Уложили его на постельку.
Не проснулся он на рассвете,
Не проснулся он к нужному сроку.
Он проснулся, а день уж светел,
Он проснулся, а солнце уже высоко,
Куда уж тут на небо возноситься,
Не лучше ли — опохмелиться…
— Ладно, — сказал он Гэсэру,—
Для меня невозможного нет.
Опять молодым тебя сделаю,
Живи ты еще сто лет.—
Арзой-хорзой он опохмелился,
И на небо один возвратился.
А Гэсэр,
Возвратившись к молодости,
Возвратившись к силе и бодрости,
На любимой земле цветущей,
И людей и зверей кормящей,
Табуны и стада пасущей,
Родниковой водой поящей,
Стал по-прежнему мирно жить,
Для народа защитой быть.
Восходит ясное солнце,
Земля им обогревается.
Вверх посмотрит Гэсэр — смеется,
Вниз посмотрит Гэсэр — улыбается.
И он и народы рады,
Что на небо ему — не надо.
Своим женам милым, прекрасным
Говорит он твердо и ясно:
— В золотой бубен стучите,
Северных людей собирайте,
В серебряный бубен стучите,
Южных людей собирайте.
Мясо-масло на стол несите,
Вина крепкие наливайте!
Веселиться и пить мы будем крепко,
А жить мы будем до скончания века!