В это время
Шарайдаи, долиной желтой владеющие,
Троеханы,
Бесчисленных подданных имеющие,
Начали укреплять свои границы,
Чтобы ни зверь не проник, ни птица,
Чтобы не было здесь никому пути,
Чтобы даже змея не могла проползти.
Воздвигли они каменные скалы,
Которые друг о дружку как зубами скрежещут,
А на случай, если и этого мало,
Пламенем, как из пасти плещут.
Кто мимо идет, эти скалы сжирают,
Кто близко подойдет, эти скалы сжигают.
На лошаденке пегой и дрянненькой,
Потником покрытой дырявеньким,
На седельце плохом деревянненьком
Приехал сюда старичок-сморчок,
Скрюченный, как сухой стрючок,
Тринадцать волшебств его на ладони скачут,
Двадцать три волшебства забегали, заплясали,
Превратил он пегую, жалкую клячу
В старенькое, стесанное кресало.
Кресало он положил в карман,
А сам пошел бродить по холмам,
Как будто бы бедняк спозаранку
Ищет и выкапывает саранку.
Вид у этого бедняка несчастен,
Никому такой бедняк не опасен.
Но саранку бедняк, выкапывая,
На поверхность камни выкатывает,
Землю роет он, словно крот,
И проделал в горе проход.
Скалы,
Как зубами скрежещут,
Скалы
Пламенем жарким плещут,
Но под ними Гэсэр прошел,
Опираясь на посошок.
Опираясь на палку кривую,
Он препятствия все минует,
В виде бедного старичка
Отдыхает у родничка.
Семьдесят три девицы,
Шарайдаев ханов служанки,
К роднику пришли за водицей —
Старичок-сморчок на лужайке.
Начали они тут резвиться.
Старичок на лужайке — видано ли,
Семьдесят две девицы
Через старичка перепрыгнули,
Через старичка они перешагнули,
Воды ни капли не расплеснули.
А семьдесят третья
Постарше подруг была.
Семьдесят третья
Старичка стороной обошла.
Была она девицей серьезной,
Обо всем рассуждала трезво:
— Что вы скачете, словно козы! —
Упрекнула подружек резвых.
— Разве совесть у вас уснула.
Где вы видели, чтобы женщина
Через мужчину перешагнула?
Старичок на девицу поглядел в упор,
И завел он с девицей разговор.
Он сначала девицу похвалил,
А потом подступил с вопросами:
— Для чего вам столько воды? — спросил,—
Вы куда эту воду носите?
Девица забыла,
Что где старая стоянка, там ямы,
Охотно заговорила.
На все отвечает прямо.
— Наши ханы, наши правители,
У Гэсэра жену похитили.
Привезли Урмай-Гоохон — солнышко красное,
Но привезли ее, оказалось, напрасно.
Хотели на ней молодого хана женить,
А она сказала — лучше не жить.
Оказалась она упорной,
Оказалась она непокорной.
Посадили ее в темницу,
Голодом ее там морят.
Только этой вот чистой водицей
Каждый день бедняжку поят.
Всячески над ней издеваются,
Всячески ее притесняют,
Но перед упорством ее теряются,
Что с ней дальше делать, не знают.
Как услышал Гэсэр о жене несчастной,
Сердце его забилось сильно и часто.
Но виду он не хочет показывать,
Просит девицу дальше рассказывать.
Кто же пленницу этой водой поит,
Кто видит ее, кто с ней говорит?
— Чтобы никто никогда ее видеть не мог,
В темницу к ней провели желобок.
По этому желобу вода течет,
Воду эту бедняжка пьет.
Тогда Абай Гэсэр девице в ведрецо
Незаметно положил золотое свое кольцо.
Девушка эта проворна была,
Быстро подружек своих догнала.
Старичок глядит ей вслед, улыбается,
Теперь недолго пленнице маяться.
Льется вода по желобку в темницу,
А вместе с этой водою
Из ведерка семьдесят третьей девицы
Покатилось кольцо золотое.
В ладони Урмай-Гоохон кольцо упало,
В темнице, как солнышко засверкало,
Засияло в темнице и посветлело,
А на сердце у пленницы потеплело.
Радуется Урмай-Гоохон, улыбается,
Недолго осталось ей маяться.