Выбрать главу
Там, где мертвые в прахе валялись, Там, где правила смерть, веселясь, Девяносто бесов, бахвалясь И кривляясь, пускались в пляс. Как былиночку круговерть, Так людей уносила смерть. Постепенно, как снег и лед, В трех державах таял народ. Только бесы одни ликовали На равнине, на перевале, И в степях, и на шумных морях, У ручьев и в каждом ущелье, И безумное это веселье Всем внушало губительный страх.
И, узнав о язве-чуме, Рассердилась Манзан-Гурмэ: «Как на землю упал позвонок Богатырской шеи Улана, Что коварен был и жесток, — Превратился тот позвонок В завидущего Гал-Нурман-хана. Из обмана и злого дурмана Сотворил на земле чародей Девяносто бесов-грабителей, Истребляющих бедных людей, Разорителей-погубителей, Учиняющих всюду разбой, Угрожающих язвой-чумой Трем большим сопредельным странам, Трем земным тэгэшинским ханам. И повальная эта беда Так с людским воевала родом, Что он стал убивать стада, Табуны и отары с приплодом И съедать загубленный скот: Все равно, мол, скоро помрет, Одолеть невозможно заразу!»
И тогда, сорвав с себя сразу Два платка из разных шелков, Опираясь на посох длиною В девяносто широких шагов, Рассердилась Манзан-Гурмэ, С низко согнутою спиною Устремилась к отцу богов, К Эсэгэ-Малану пошла, Чтоб найти спасенье от зла.
Но уже о бедствии этом Знал отец Эсэгэ-Малан, Ибо разум служил ему светом. К многомудрой Эхэ-Юрен Обратился он: «Слушай, жена, Что скажу я, — по всем приметам, На Хурмасе лежит вина. Он Улана рассек на части, Оттого и земли злосчастье. Пусть Хурмас на землю сойдет, Где людской терзается род, Пусть врагов-лиходеев раздавит, Пусть людей от бедствий избавит».
Лишь замолкло слово Малана, Как явилась Манзан-Гурмэ, Перед ним предстала нежданно С чашей разума и добра, Сотворенной из серебра. Говорит ей чета седая: «Вы займите место повыше, Вы откушайте нашего чая». И, напитком ее угощая Из серебряного кувшина, Перед бабкой стоят они чинно. И, отведав того напитка, Успокоилась бабка немного И сказала, какая тревога Семигорную землю гнетет:
«Сиротлив человеческий род, А терзают наших сирот Девяносто бесов тлетворных, Желтоцветных, синих и черных: Ежедневно грабят и губят, Еженощно режут и рубят. То сломают людей, как камыш, То их скрутят, как тонкую нитку. Как на муки земли поглядишь, Так не сможешь терпеть эту пытку. Убивают седых домоседов, Убивают и юных в пути. Говорю я, горе изведав: Где виновника нам найти? На тебе, на тебе вина, И на детях твоих, и на внуках! Искупи ее: разве должна Жизнь земная погибнуть в муках?»
Словно туча, лицо нахмуря, И грозна, как осенняя буря, И темна, как ночная мгла, Негодуя, она ушла. И, ее проводив с почетом, Приказал Эсэгэ-Малан, Чтоб гонцы, десять сотен счетом, Чтоб гонцы, двадцать тысяч счетом, Полетели на север и юг: «Созовите богов и бурханов, Повелителей бурь и туманов! Соберем небожителей в круг. Мы над звездами дело обсудим, Как помочь страдающим людям, В круг собравшись над светом луны, Будем правдою вдохновлены!»
Повинуясь ему, гонцы Устремились во все концы По заоблачным весям и странам — К властелинам, богам и бурханам.

Надзвездное собрание богатырей посылает Бухэ-Бэлигтэ на землю

Пятьдесят и пять небожителей, Рати западной предводителей, Самым старшим приглашены, Над сияньем звезд и луны Собрались, мудры и воинственны, Ради правды, во имя истины. Эсэгэ-Малан, всех старей, Много лет не ходил из-за старости На собрания богатырей, Но теперь, забыв об усталости, На собранье явился надзвездном, На собранье надлунном и грозном. Прислонившись к спинке сиденья, Окруженный бурханами важными, Он глазами дымчато-влажными Озирал их и ждал их сужденья.