— Как тебя зовут, солнышко? — Скабиор обнимает ее за талию, заглядывает в лицо.
— Луна, — Луна улыбается ему так солнечно, так безмятежно.
— Мм, что это за запах? — Скабиор наклоняется к ней, зарывается носом в густые светлые волосы. Они пахнут летом и ветром.
— Наверное, ваниль? — подсказывает Луна.
— Ты пахнешь ванилью, — качает головой Скабиор, не отрываясь от ее волос, гладит их обеими руками, жадно вдыхает запах. — Ты будешь моей любимицей.
— Правда? — как всегда удивляется Луна. Она тесно прижимается к Скабиору, обнимает его.
— Конечно, — как всегда серьезно отвечает Скабиор.
Он не лжет. Ей невозможно лгать. Она знает все его мысли. Но всегда внимательно слушает все истории, правдивые и не очень, которые он рассказывает ей. Ему нравится, что, несмотря на свой будто бы нездешний взгляд и вечно отрешенный вид, она смеется точно тогда, когда нужно смеяться, и грустит, когда история становится печальной. Когда же она рассказывает свои чУдные сказки про неведомых зверушек и чудеса других миров, Скабиору немного трудно сосредоточиться. Его отвлекает и обилие незнакомых слов, и причудливые взаимоотношения между персонажами ее историй. Но более всего Скабиора отвлекает сама Луна, точнее сказать, привлекает, так, что ничто другое не может отвлечь его, когда она рядом. Ему постоянно хочется ее трогать. Он и трогает: то за руку возьмет, то обнимет за талию, то на колени к себе посадит. Луна не возражает, и иногда непонятно, кто из них крепче держится за другого.
Они встречаются часто. Встречи когда оформляются через Панси, а когда он просто приходит. Потому что она как-то сказала: «Я тебя всегда жду». А его никто никогда в жизни не ждал. Он прекрасно понимает, кто он и кто она. И не позволяет себе надеяться ни на что. Но все равно раз за разом приходит в странный дом, в котором ему — надолго ли — разрешено находиться. Раз за разом слушает истории про нарглов, которые похищали и портили ее вещи в школе, ловя себя на огромном желании побеседовать с этими наглыми «нарглами». Но он и Луна разминулись во времени в прошлом, и все, что у них есть в настоящем — это тесные объятия и долгие взгляды глаза в глаза. И море невысказанных слов. Он не позволит себе произнести их — никогда, и только прижимается губами к ее виску. И молчит. И она молчит тоже. Они оба молчат об одном и том же, и оба знают, что слова суть ложь. Что сердце видит дальше глаз. И что настоящее настоящее — это здесь и сейчас, когда они вместе и касаются друг друга, а все остальное прочее — размытая колдография.
***
Однажды Луна спрашивает:
— Ты же бывал у магглов?
— Ну да, конечно, бывал.
— Мне нужно провести исследование для новой статьи. Понаблюдать за людьми и испытать новый вариант спектральных очков.
Спектральные очки Скабиор уже видел и в испытаниях участие принимал. Как-то раз после умопомрачительного секса, а с Луной другого и не бывает, он, одеваясь, выронил из кармана монокль. Стеклышко звякнуло об пол, и Луна спросила:
— Что это?
— Какая-то хрень. Каких-то пчел мозговых то показывает, то не показывает, — объяснил Скабиор, передавая Луне монокль. Луна поглядела, кивнула, и оказалось, что у нее есть похожий артефакт — очки. Конечно, вид у них был слегка клоунский, но принцип работы и значение увиденного совпадали.
***
Потом, через несколько дней, в Косом переулке на них косились многие так называемые добропорядочные волшебники. Еще бы, такая парочка. Нежная девушка в длинном светлом платье, надевшая очки в форме раскрытых ладоней с растопыренными как морская звезда пальцами, за которыми совершенно не было видно ее глаз. И потрепанный жизнью небритый мужик, почти в два раза ее старше, в прикиде по последней моде Лютного переулка, непонятно зачем вставивший в глаз монокль позапрошлого века. Образ этого сутенера, хм, то есть, Скабиора, дополняли нечесаные длинные крашеные патлы, кое-как перехваченные сзади тряпкой, длинный грязный шарф на шее, не скрывавший, впрочем, метки Азкабана, а уж заляпанные грязью высокие шнурованные ботинки и клетчатые штаны с дырой на колене выглядели так, честно говоря, словно их только что сняли с трупа погибшего в стычке с аврорами незадачливого воришки. Еще была шляпа, да, шляпа, с огромными полями. Но он ее — потерял, стоило Луне на секунду отвернуться. Трансфигурировал обратно в носовой платок и спрятал в карман. Луна только головой покачала.
Когда Скабиор увидел, что Луна сотворила с его одеждой перед тем эпичным выходом в Косой, он долго, целых десять минут, сопротивлялся и говорил, сдерживая прямо-таки рвущиеся с языка ругательства, что в таком виде никуда не пойдет. Он всегда был аккуратным, брился ну, если не каждый день, то уж до состояния газона лицо не доводил, терпеть не мог грязную обувь и от дыр на одежде избавлялся сразу, как только они появлялись. Но девушка очень убедительно оперировала словами «контраст», «эпатаж», «научная необходимость» и «чистота эксперимента», подкрепляя свою речь нежными поцелуями, а заодно приводя в кошмарный беспорядок его волосы под видом сводящего с ума массажа головы. Противиться ее губам и пальчикам Скабиор не мог.
Луна слегка приподняла подол своего платья — и что же он увидел? Кружевные панталончики, дракклову мать их Мордред забери! Те самые, что на прошлой неделе чуть не довели его до сердечного приступа, когда он пытался снять их с Луны и по-честному действовал руками, развязывая бесконечные шнурочки. К слову сказать, после их первой встречи, тогда, в компании Грейнджер и Джинни, Луна не ходила при нем голой. Наверное, нашла на чердаке сундук с бельем своей прапрабабушки, думал Скабиор, сражаясь с многочисленными завязочками. Его эта борьба и изводила, и заводила просто неимоверно. Где не мог справиться руками, в ход шли зубы, если и зубы не могли распутать эти адские узелки, начинал целовать красавицу прямо через тонкую ткань, прикусывать ее кожу: Луна не могла долго выдерживать эту изощренную пытку, и шнурочки просто магическим образом развязывались. А в следующий раз все повторялось вновь.
Но тогда, перед научно-исследовательской прогулкой по Косому, панталончики только поманили его и исчезли под тремя кружевными нижними юбками и длинным, длинным платьем с длинными рукавами. Скабиор только шумно сглотнул и тоскливо поглядел на Луну. Конечно, он был согласен потакать ее невинным капризам, конечно, ради науки. И ради того, чтобы потом остаться с ней на всю ночь и проводить уже свои опыты — с ее телом. Разве он мог поступать иначе, если чувствовал — она держит на раскрытой ладони его душу?
В Косом переулке все прошло, в целом, неплохо, за исключением пары неприятных моментов. Научные данные были получены. Было вправду забавно наблюдать, как изменялось количество роящихся вокруг голов мозгошмыгов — Луна настаивала на этом термине, Скабиор звал по-прежнему пчелами — на разных стадиях эксперимента.
Первая стадия, контрольная — наблюдение в обычных условиях. Мозгошмыги спокойны и расслаблены, лениво порхают в разных направлениях. Их количество почти не зависит от пола и возраста волшебников. Разве что у детей их почти нет.
Вторая стадия, возбуждение любопытства — внезапное появление Луны в поле зрения объекта. Светлые волосы укутывают фигуру мягкой лунной мантией, тонкие пальцы держат несколько круглых рамок, лицо наполовину скрыто очками-ладонями, губы ярко накрашены. Мозгошмыги активно перемещаются, их количество увеличивается, полет становится упорядоченным, они меняют цвет на красный. Особенно у мужчин.
Третья стадия, отрицательные эмоции — появление возле Луны Скабиора в образе бандита из Лютного, в своем, короче говоря, привычном некогда образе. Когда и как все успело настолько измениться, что ему стало в нем неуютно? Мозгошмыгов становится еще больше, они теряют упорядоченность полета, мечутся в разные стороны, чернеют.
Одному особо добропорядочному волшебнику мозгошмыги вообще нашептали мысль вызвать авроров. Хорошо, Луна вовремя среагировала и очень настойчиво попросила его этого не делать. Луна умеет убеждать. Для этого ей пришлось снять свои очки и взглянуть бдительному магу прямо в глаза. Через полминуты он и думать забыл и об аврорах, и о Скабиоре, и о Луне, и вприпрыжку припустился прочь. Луна побледнела, закрыла глаза. Скабиор обнял ее, не давая упасть, и с тревогой спросил: