– Благодарю, Ваше Императорское Величество, за столь лестный отзыв. Должен сказать, что наши университеты учат философии, но не учат тому, как любить Россию. В этом и коренится зло, именно отсюда и рождается та самая крамола.
– Вы противник университетов, Николай Павлович? – удивлённо спросила Александра Фёдоровна.
Лицо Игнатьева покраснело. Вопрос был задан ему прямо в лоб и требовал такого же прямого и ясного ответа.
– Я, Ваше Величество, был и буду сторонником образования и просвещения. Но только такого образования, которое идёт в пользу России, а не во вред. Не понимать важности образования может только очень недалёкий человек. Его Высочество спросил, могу ли я гарантировать искоренение крамолы… Я твёрдо знаю, что в нынешнее сложное время есть три пути. Первый путь – усилить давление, карать жёстко и решительно! Но это лишь заставит недовольство уйти глубже. Второй путь – это пойти на уступки. Но каждый новый такой шаг будет ослаблять правительство, и будет вынуждать последующие уступки. В результате преобладающее значение в общественной жизни займёт интеллигенция, которая вмещает в себе всё более опасных элементов… Участие интеллигенции в делах приведёт к ограничению самодержавия, а Россия несомненно станет источником вечной смуты и беспорядков. Есть третий путь, спасительный путь. Нужно возвращение к старине, к земским соборам. Увы, так, как это делалось до сих пор, крамолу не победить. Нужно самым решительным образом бороться с крамолой. А для этого – созвать земских людей со всей России, чтобы в этой борьбе приняли участие не только правительство, но и все благомыслящие, верные царю русские люди. Поверьте, Ваше Величество, обращение к народу, к земле, в сочетании с решительными мерами по обузданию высшей бюрократии, всё это будет встречено всей Россией, за исключением петербургской либеральной прессы, с истинным удовольствием и восторгом.
Сергей Александрович дослушал Игнатьева и спросил, как же быть с еврейским вопросом, на что получил простой ответ.
Игнатьев ответил мгновенно:
– Ваше Высочество! Западная граница Российской Империи для евреев всегда открыта. Чем больше их уедет туда, тем меньше их останется здесь. Я считаю правила 1882 года уже недостаточными. Тогдашние либералы не позволили провести те меры, которые я полагал необходимыми. Потому считаю необходимым менять правила о евреях, создавать такие условия, чтобы правительство могло защищать русское население. И было бы неверным забывать о выкрестах. Я не такой наивный человек, как Победоносцев, и я не верю в искренность евреев, принявших крещение. Для них крещение – не более, чем ловкий способ обойти существующие ограничения. Увы, но евреи имеются даже среди высших сановников Империи.
Великий Князь реагировал очень бурно.
– Вы несомненно правы, Николай Павлович! Гнать, в три шеи гнать жидов! Хватит терпеть их. Гнать всех, начиная от простых ремесленников, заканчивая банкирами, заводчиками и чиновниками! И всех этих выкрестов, всех этих перебежчиков, туда же, за черту оседлости!
Из кабинета Императрицы Николай Павлович Игнатьев вышел государственным канцлером, председателем Комитета министров и кавалером ордена Святого Андрея Первозванного.
Ему было предоставлено право избрать кандидатуры на министерские должности, кроме министров двора, внутренних дел и военного министра. Этот неутомимый и необычайно деятельный человек получил полномочия не только создать сильное правительство и изменить правила для евреев, но и изменить саму систему управления государством.
Не успел канцлер покинуть предела Зимнего дворца, как придворные сплетники разнесли новость о появлении в России нового диктатора, способного не только говорить, но и делать. Эта весть разлетелась за считанные минуты.
Обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев попал на аудиенцию к Императрице, уже зная о назначении Игнатьева. Он понял, что исправить уже ничего нельзя, а идти против воли молодой Императрицы и быстро набравшего силу Великого Князя Сергея Александровича опасался, в свете событий последних двух недель, после громких отставок и таких же громких и неожиданных назначений.
Высказав Императрице свои соболезнования, Победоносцев стал очень беспокойно рассуждать о сложившейся в России ситуации. Это была речь человека, болеющего душой за судьбу Империи, человека, который уже давно привык к тому, что к его голосу прислушиваются все и вся, привыкшего давать не советы, а наставления и поучения. Искоренение крамолы, утверждение веры и нравственности, доброе воспитание детей, истребление неправды и хищений, всё это, по словам Победоносцева, должно послужить укреплению государства.