Во время существования Остготского королевства в Италии на международной арене действовали три политические силы: готы (во главе с остготской знатью и королевской властью), италийцы (т. е. коренное римское население Италии, высшие социальные слои которого составляли крупные итальянские землевладельцы, чиновничество и представители католической церкви) и Византийская империя (см. стр. 34, а также стр. 357, 369). Теодорих хотел «спаять» готов и италийцев, хотя он и не стремился к слиянию готов с населением Италии; при этом он намеревался сохранить римскую экономику и законы, лишь до известной степени обновив их; тем самым он хотел сохранить и итало-готский дуализм – при полной независимости Остготского королевства, этого «гибридного государственного организма» (стр. 369) от восточно-римской империи. Это основное направление политики Теодориха хорошо сформулировано современным анонимным хронистом в следующих словах: «И так он правил двумя народами – римлянами и готами, слитыми воедино» (Anonymus Valesii 60).
Однако такую политику можно было вести лишь временно, и она могла удаваться только внешним образом; вернее – некоторое время могло казаться, что она удается. Но уже к концу правления Теодориха недовольство высших классов италийского общества господством остготов настолько усилилось, что в «римском сенате созрел план освобождения Италии от готского владычества» (стр. 34); сторонники этого плана вступили в союз с Византией (может быть, с Юстинианом, как раз в это время стремившимся к императорской власти). Раскрытие заговора Теодорихом, казнь главы римского сената Симмаха и магистра оффиций Боэция и низложение папы Иоанна I знаменовало поворот в политике Теодориха и его стремление усилить преобладание остготов над римлянами в Италии. При Аталарихе и Амаласвинте уже шла открытая борьба двух течений – одного, стремившегося продолжить политику последних лет правления Теодориха (Е. Ч. Скржинская называет его «ультраготским»), и другого – готового идти на тесное сближение Италии с Византией, которое должно было привести к подчинению остготской Италии империи (Е. Ч. Скржинская называет это течение «итало-византийским» – см. стр. 37—38).
Политическая тенденция хроники Кассиодора, задуманной и начатой еще при Теодорихе, отражала политику последних лет его правления; труд Кассиодора «должен был, возвысив варваров до уровня римлян, подготовить дальнейшее преобладание варваров над римлянами» (стр. 36). «Книга Кассиодора должна была способствовать противопоставлению Остроготского королевства империи и отрыву Италии от последней» (стр. 35). В обращении короля Аталариха к римскому сенату в конце 533 г. (составленном, конечно, самим Кассиодором и дошедшем до нас в тексте его «Variae», IX, 25) Кассиодору ставилось в заслугу то, что он своим прославлением готов и Амалов «превратил происхождение готов в римскую историю, сделал историю готов частью истории римской» (стр. 32). Однако, несмотря на это, в 533 г. король и его готское окружение уже видели в этом труде идеалы «ультраготского» направления. Что же касается самого Кассиодора, то, по мнению Е. Ч. Скржинской, он, скорее всего, осторожно «лавировал между приверженцами ультраготского и итало-византийского течения, втайне склоняясь ко второму» (стр. 37—38)
За четверть века после смерти Теодориха обстановка резко изменилась: после капитуляции остготского короля Витигеса в 540 г. и далее – во время длительной борьбы Тотилы с Византийской империей – произошли существенные перемещения внутри остготского общества, и «провизантийская» позиция италийской знати очень усилилась. Если на сторону Тотилы переходили крестьяне и рабы, а также римские солдаты, то италийская знать и часть готской знати были ему враждебны. После взятия Равенны и окружающих ее готских крепостей Велисарием и после того, как война остготов с империей продолжалась с переменным успехом, решающим поворотом в этой борьбе послужил в 550 г. морской бой за Анкону – единственный опорный пункт византийцев на Адриатическом побережье (исключительное значение этого сражения для обеих сторон видно из характера речей византийских полководцев и Тотилы перед боем – речей, включенных Прокопием в его историю готских войн). После поражения готов при Анконе исход войны был предрешен (стр. 42—43). В этой обстановке, по мнению Е. Ч. Скржинской, «в определенных общественных кругах было решено создать трактат о готах, в прошлом славных и непобедимых, а, в настоящем преклоняющихся перед императором-победителем» (стр. 43); это было, полагает автор вступительной статьи, в интересах италийской и части готской знати, которую не устраивала тенденция Кассиодора – это стремление «отстаивать равенство готов и италийцев с тем, чтобы оправдать подчинение вторых первым» (стр. 36). Историческим трудом, проникнутым новой тенденцией, и послужила «Getica» Иордана, которую Е. Ч. Скржинская считает «не чем иным, как политическим, если не своеобразно публицистическим трактатом, созданным по требованию определенной общественной группы в известный переломный для нее политический момент» (стр. 44).
По мнению Е. Ч. Скржинской, весьма возможно, что сочинение Иордана, «полностью воспроизводящее Кассиодорово возвеличение готов», но с другой тенденцией, «удачно маскировало ставшую неуместной политическую направленность труда Кассиодора» (стр. 36). В силу этих соображений Е. Ч. Скржинская считает допустимым «предполагать, что Касталий, побудивший Иордана составить „Getica“, выражал желание самого Кассиодора и близких ему общественных кругов» (стр. 37). «Во всяком случае книга Кассиодора в ее первоначальной редакции ко времени перелома в ходе войны в Италии в 550—551 гг. устарела, а впоследствии, по-видимому, была уничтожена» (Е. Ч. Скржинская, стр. 37).