подзаборники забрели…
– Ваша Светлость, вы же прекрасно знаете, кто устроился суфлером в
этом французском театре, – с укором, но с осмотрительностью, чтобы не
вызвать внезапный гнев, ответил Димитриев. – С Портой и козаками немало
воды намутил младший Орлик…
– …Которого вы бездарно прозевали несколько раз, даже когда уже
гарантированно казался пойманным, – все-таки пробурчал князь.
– Остаюсь при мысли его порешить, – поджал губы дьяк. – Сегодня он
роет на нашем огороде немало, а заматереет – будет рыть больше.
– Вторично напоминаю: тут такой переполох поднимут парижские
писаки!..
– Сомневаюсь. Наш посол в Париже наловчился их уже охапками
покупать за два червонца.
– Будем заканчивать рассуждения, не то опоздаю, – князь встал и начал
собираться. – Коли мы не способны изловить и упечь туда, где наслаждается
теплым якутским климатом Войнаровский, должны позаботиться о том, чтобы
ославить Орлика, во всяком случае хотя бы навести тень подозрения или
недоверия. Мозгуй как следует, дьяк.
– Да имею кое-какие наметочки…
– Расскажешь в Версале, какие отец с сыном паскуды и к тому же
клятвопреступники? Не разжалобить их этим, мужичина.
– А почему в Версале? А почему аккуратненько так не запустить слушок
от другого двора или посольства? – не сдавался Димитриев.
– Не иначе как из Москвы, – сыронизировал князь.
– А впрочем, у меня есть подходящая кандидатура для этого элегантного
дела… Прежде всего наш школяр граф Щекин. У него и у Орликов,
оказывается, есть общие знакомые при французском дворе. Никогда бы не
подумал, но этому тихому и болезненно стыдливому юнцу, неповоротливому и
мешковатому школяру удается каким-то образом привлекать к себе…
– Дайте мне покой с этим графом, – резко оборвал князь. – Кисель-то
подслащен, а не русский. И вдобавок набрался, как пес блох, здешних гнилых
идеек и выдает себя за верного гуманиста.
55
– И все же попытка – не пытка. Как-никак, а свой человек. Хотя имею и
запасной вариант. Из Варшавы. Приличный дворянин, давний французский
агент Станислав Мотроновский. Французы до сих пор не пронюхали, что он у
нас на надежном крючке. Через него на Орликов можно вылить столько, что в
Версале не хватит парфюма это благоухание забить.
– Ну-ну, – уже на пороге крутнул головой князь. – Это уже теплее. Завтра к
вечеру доложить.
Уже через две часа Димитриев был у Щекина. Из-за двух горок книжных
фолиантов на столе, слегка вздрогнув от неожиданности, Щекин глянул с
таким удивлением, будто это зявился не знакомый посольский, а редкий
лесной зверь.
– Б-а-а-а-а-а, – протянул хозяин слово, как тянется жидковатое тесто
вслед за рукой.
– Я по неотложному делу, граф, – сухо, без предисловий, едва усевшись,
сказал Димитриев. – В интересах вашего и моего государства нам надо как-
нибудь очернить вашего приятеля Григория Орлика в глазах французского
двора.– Две логические ошибки, почтенный господин. Первая: знакомство с
Орликом еще не суть приятельство. А вторая… Я пишу диссертацию о
новейшей истории Восточной Европы, и предлагаемое дело, деликатно
говоря, выпадает из контекста исследования.
– Не валяйте дурака, граф, – обозлился гость. – Козацкая старшина году в
1654-ом присягалась в подданстве царю Алексею Михайловичу, а от вас
помощи против клятвопреступников не допросишься…
– И снова плохая оценка по логике, – тихо и добродушно улыбнулся граф
и принялся рыться в фолиантах. – В Переяславе тогда составили
обыкновенный военный договор, а не то, что вам хочется думать.
В конце концов среди беспорядочного нагромождения книг Щекин нашел
нужную и развернул на закладке.
– Мартовские переяславские 1654-го года статьи, имеютя ввиду
оригиналы, кто-то от кого-то запрятал или закопал, чтобы наука никогда не
знала правды. Но есть другие документы и свидетельства, – граф медленно
разворачивал внушительный и громоздкий фолиант, чтобы гостю легче
читалось. – Вот здесь старые дипломатические документы. Когда шведское
посольство привезло уверение тогдашнего короля Карла Х Густава, что
западноукраинские земли признаются за Украиной, то что им сказал Богдан
Хмельницкий? Читайте: «Когда я буду умирать, то прикажу сыну, чтобы он
держался союза со шведским королем». Это, как свидетельствует
трансильванский министр Ф. Шебаши, молвлено было в присутствии сына.
Вместе с тем, думаю, что это было завещание, вплоть до Мазепы и дальше…