французской королевы, тесть Людовика ХV. Уроженец Львова, воевода
познанский сидел на польском престоле уже пять лет, и лихие события после
Полтавы 1709-го заставили выехать во Францию. Это был его второй шанс.
Тайное странствие венценосной в прошлом и, как надеялись, в будущем
особы усложнялось тем, что ехать пришлось по фактически вражеской
территории, так как тогдашние немецкие земли находились в габбурском
альянсе, дружественном России. Станислав Лещинский для нее совсем не
желателен на время королевских выборов. Так как впервые избранный при
поддержке ненавистного Карла ХІІ, войско которого к тому времени занимало
Польшу, он придерживался независимой от Москвы позиции. Немало лет
Лещинский вел с украинским гетманом тайные переговоры об объединении
Украины, Польши и Литвы в мощное федеративное государство – царские
ищейки хотя и не всегда успешно, но изо всех сил старались отследить каждый
ход. Тем паче, русский императорский двор не мог простить Станиславу
Лещинскому еще больший грех: весной 1711 года он послал польский военный
отдел И. Потоцкого помогать Филиппу Орлику в его походе за освобождение
Украины.
…Некогда было всадникам любоваться предвечерними видами прусского
пограничья – еще более двух суток до варшавских предместий.
– В путь, – тронул поводья Григорий. – К сумеркам одолеем верст пять, а
то и больше…
Пятидесятишестилетний Станислав Лещинский переносил путешествие
с такой же равнодушной легкостью, как и почти вдвое младше его Григорий и
Андли. Небогато одетые путники, ничем особым не примечательные, ночевали
на шумных постоялых дворах – кому могло прийти в голову, или даже
присниться, что один из путешественников – король, а с ним невероятная для
61
простого смертного сумма денег. Два миллиона золотых, запрятанных в
доспехи, между вещами, на теле, – такого не смог бы представить даже самый
проницательный и находчивый разбойник. Ибо мало ли какой народ шляется
по этим дорогам, с запада на восток и наоборот, вот если бы с купцом дорогие
дилижансы, наполненные товаром телеги…
Ехали большей частью молча, ехали до упаду, пока сила была в жилах
самых выносливых во всей Франции коней, зато при ночевке, за ужином,
Лещинский мог отвести душу, расспросить Григория, так как знал: Орлик,
вопреки молодости, объездил полсвета и навидался жизни да законов разных
стран. Станислав Лещинский как раз дописывал книгу, которую считал особым
делом своей жизни. «Свободный голос, обеспечивающий свободу» – такое
название решил дать книге о будущих реформах в Речи Посполитой, которые
он видел, которые мечтал осуществить. А к овеянному мечтой оставалось
совсем немного – пересечь вражескую территорию и победить на выборах.
А в один из вечеров Лещинский сознался:
– Невероятно, мы вместе в такой непростой дороге, а между прочим, я с
вашим крестным отцом Иваном Мазепой начал состоять в переписке и вести
переговоры еще с 1703-го или, самое позднее, с 1704 года. Сколько же это
было вам?
– Год, – ответил Григорий, – но не более, чем два.
– Вот и угадай судьбу. Как люди могут встретиться… Большое дело мы
затевали – совместно создать свободное государство из трех свободных и
неподчиненных государств – Литвы, Украины и Польши.
То ли воспоминания всегда навевают невольную грусть, то ли
воспоминания какие-то невеселые набежали, только помрачнел Лещинский в
момент.
– Расскажите, как умер Мазепа, – спросил внезапно.
Григорий на какой-то миг даже съежился от неожиданности, такие
далекие годы были, как в позабытом сне. Но тот осенний вечер, даже если бы
не было смерти крестного, семилетнему Григорию одинаково запомнился бы
надолго. Над Бендерами 2 октября 1709 года нависли иссиня черные тучи,
ливень немилосердно поливал городок и все вокруг, порывистый ветер хлестал
водяными струями, слепил глаза и забивал дыхание, так что и два шага
ступить было не под силу; от этого всепроникаюющего и беудержного ветра в
дымоходе гудело жалобно-тоскливо, будто ненастье предчувствовало и
предвещало близкую смерть.
– Светлейший гетман Иван Мазепа умер, – сказал в десять вечера
Филипп Орлик, и Войнаровский провел ладонью по лицу, закрыв глаза
покойнику. – Вестников в дорогу, гетманский флаг внести!
Через минуту на стенах Бендерской крепости грохнули печальным
салютом пушки.
Такой похоронной процессии здешняя земля не знала ни до, ни после.
Впереди ехал Карл Великий со своим генералитетом, за ним -