московский для них тоже был не по силам. А как выступил освобождать
Украину, то написал письмо Ивану Скоропадскому, поставленному царем
гетманом Левобережья: «Если вас останавливает нынешний мой титул,
9
который ношу, то не сомневайтесь, я уступлю его вам, как старейшине,
надеясь, что и вы не пожелаете меня потерять». И страх взял Скоропадского,
посылал воевать своих против своих же… Один за одним мы освобождали
города и села, и народ встречал нас хлебом и солью. Наши невзгоды вызваны
ошибками Турции, бесчинствами татар, и, конечно, свирепствованием Петр І
устрашил народ. Не удалось тогда на козацкую землю принести нам волю… А
когда переехали мы с семьей в Стокгольм, то разве нам легче жилось?
Поверишь, были времена, когда ни хлеба, ни дров, ни свечек. За долги
ростовщикам закладывал штандарты, перстень обручальный и даже крест
золотой нательный. Я не стал судиться из-за наследства Мазепы, а свое, все
что имел, – для общего блага…
– Отец, я все знал, мне сестры по секрету рассказали…
– И еще, Григорий. Пойдешь на службу военную к саксонцам – их канцлер
Флеминг нам помогает. Для тебя уже выписаны документы как лейтенанту
конного гвардейского полка.
И уже садясь в карету:
– Береги мать и сестер… Их, кроме тебя, некому на чужбине защитить.
Кони рванули с места в безвестные и неблизкие южные края.
***
10
Конец ноября 1720 года. Из Гамбургского городского банка выходит
молодой мужчина в богатом козацком однострое и двое слуг-козаков с
немалым свертком. Они направляются к роскошному фаэтону, как вдруг
нищий, сидевший на углу улицы, пронзительно свистнул. И, будто из-под
земли, из боковых улочек повыныривали и кинулись к экипажу десятка
полтора таких же нищих и подзаборников в лохмотьях. Козак и его слуги
выхватили сабли. Странное дело, но сабли и шпаги блеснули также и в руках
нищих, и на ступенях банка вмиг завязалась сеча.
Внезапно из роскошного фаэтона, словно из сказочной перчатки, стали
выпрыгивать друг за другом еще козаки и налетели на ватагу подзаборников,
хотевших, видимо, поживиться свертком из банка. Немного поодаль за
стычкой из тихо проезжавшего другого фаэтона будто бы случайным
свидетелем наблюдал посольский Димитриев.
Поначалу, пользуясь внезапностью и на удивление профессионально
орудуя шпагами и саблями, нищие окружили козаков со свертком. Однако
вскоре свежие козацкие силы из «перчатки» начали теснить ватагу
подзаборников.
В суматохе вооруженной стычки с головы молодого мужчины в богатом
козацком однострое слетела шапка, и Димитриев изумленно поднял брови.
– Сто чертей! Это не Орлик! Или то невероятное совпадение, или нас
попросту кто-то продал!
Снова прозвучал пронзительный свист, и вся шайка нищих бросилась
врассыпную. Через минуту на площади остались только нищенские лохмотья и
воробьи, которые прыгали и чирикали, радуясь случайному зерну.
Фаэтон-«перчатка» в свою очередь исчез за ближайшим поворотом.
А через некоторое время у банка остановилась скромная бричка. Ее
хозяин и молодой козачок поднялись по ступеням. В дверях их встречал
солидного вида банкир.
– Господин, золото Карла Великого, как приказано, ждет вас.
Григорий Орлик ответил легким поклоном.
***
11
Граф Щекин в гостях у Григория Орлика. Помещение средней руки, не
богатое и не бедное. Разве что козацкие сабли и штандарты, развешанные на
стенах, свидетельствуют о высоком положении хозяина.
Щекин мрачный, не веселит даже вино.
– Вы, Григорий, известного рода не только на Украине, но и в Вене. И
когда император Петр І объявляет амнистию вашему отцу, вам и всей семье,
то, по моему разумению, ему можно верить.
– Ой, граф… Вы предлагаете мне судьбу Андрея Войнаровского?
Нижайше благодарю.
– Это племянника Мазепы?
– Именно так. Может, вы не знаете… Его похитили агенты Ягужинского и
без шума доставили в Тайный приказ князя Ромодановского. Пусть Господь
облегчит его мучения после всех истязаний. Как и прозябание в «солнечной»
Якутии, откуда он выйдет, я уверен, лишь вперед ногами.
– Войнаровским гарантии не предоставлялись…
– Это вы просто не знаете. На самом деле предоставлялись. Как и
лицемерные гарантии и прощение несуществующих грехов, которые Петр І
давал собственному сыну, коварством выманивая его из заграницы.
– Ходили слухи. Но слухи – еще далеко не факт.
– Факт – убиенный сын. Доконали его по приказу родного отца Толстой,
Бутурлин, Румянцев и Ушаков – удавили подушками. Один Шереметьев