– Ну, смерть ей не угрожала, и даже не было ни малейшей опасности, если не считать холодного купанья.
– Так это вы, сударь, ее спаситель? – начал Шустак. – Значит, я вам обязан за сестру – наверное, никто другой не пошел бы ради нее в воду, хоть в свое время – трудно даже поверить этому теперь – она была хороша, как ангел.
Паклевский, взволнованный этой встречей, решил принять гостя как можно радушнее, и когда тот принялся пить принесенное ему молоко, Теодор поспешил рассказать матери о неожиданном госте.
Для нее гость этот был более чем безразличен, но надо было принять его.
Теодор предложил ему кофе и попросил позволения отвести коня в конюшню и накормить там: Шустак на все охотно согласился. Он казался удивительно добрым и общительным человеком, и так как он, по обычаю своего времени, знал всю шляхту, все ее дела, симпатии и отношения – то с ним было легко разговориться.
Когда он в разговоре опять упомянул о старостине и генеральше, Теодор решился спросить: не выходит ли замуж дочь генеральши.
– Она бы давно вышла, если бы хотела, – отвечал Шустак, – но это –упрямый козленок, и это так у нее засело в голове – один Бог про это знает! У матери и старостины множество планов относительно нее, но с Лелей нелегко справиться! Ей нельзя силою навязать мужа. И признаюсь, – прибавил ротмистр, – что я не хотел бы быть ей навязанным в мужья – это хищное созданье.
Теодор не спрашивал больше. Между тем подали кофе.
– Вот вы, сударь, упоминали о процессе, – заговорил ротмистр. – Я старый лентяй и бродяга слышу обо всем понемножку: не из-за Божишек ли вы ведете тяжбу с Кунасевичем?
– Значит, пан ротмистр слышал об этом?
– Да, слышал; Кунасевич – изворотливая шельма и без совести – я его знаю! Знаю давно! И мне приходилось иметь с ним дело!
– Он захватил у меня Божишки! – вздохнул Теодор.
Ротмистр, чрезвычайно заинтересованный предметом разговора, приглядывался к своему собеседнику с большим любопытством и внимательно прислушивался к его словам.
– А князь-канцлер? – спросил он. – Разве не мог бы он помочь вам отобрать их у захватчика?
– Мне обещана помощь, но пока солнце взойдет, роса глаза выест, –вздохнул Паклевский, – а между тем мать моя все слабеет, а князь щадит подкомория, потому что он нужен ему для сеймиков…
– Что за черт! – горячо воскликнул ротмистр. – Да неужели же у вас не нашлось бы друзей, которые помогли бы вам отвоевать Божишки?
– У меня? Друзей? – крикнул Теодор. – Quo tutulo?
– Да уж хотя бы по той причине, что подкомория ненавидит полокруга –он всем успел насолить. Ему льстят только те, которые его боятся.
Ротмистр задумался.
– А почему бы вам, сударь, не воспользоваться тем, что вы вытащили старостину из воды? Для старостины генеральша сделает все, потому что она любит старостину и нуждается в ней; а для генеральши сделает все, что она прикажет, ее муж, потому что он у нее под башмаком, ну вот, если бы вы только заикнулись, генерал дал бы людей из своей команды, хотя бы пришлось переодеть их; собралась бы шляхта, и ночью можно было бы напасть на Божишки!
Паклевский слушал равнодушно и недоверчиво.
– Это только мечты, пан ротмистр, – сказал он, – и не стоит об этом говорить.
Старик взглянул на него и, помолчав, сказал:
– А я вам говорю, что это не мечты.
При этих словах он встал и протянул Паклевскому руку.
– Это не мечты и не роман, – сказал он, – а вот вы, сударь, задали мне задачу своим романом. Что мы там будем в прятки играть? Я вовсе не заблудился и совсем не ехал в Ставы, а прямо в Борок. Скажу прямо: вы очаровали мою прелестную племянницу – не краснейте и не стыдитесь. Я люблю это дитя, как свое собственное, и жаль мне ее от всего сердца; годы уходят – вас надо поженить!
Теодор бросился через стол обнимать и благодарить его.
Ротмистр сел с таким видом, как будто с души его спала тяжесть.
– Давайте потолкуем, – сказал он. – Чтобы генерал и генеральша приняли вас зятем, надо отвоевать Божишки. Я обещал Леле помочь вам в этом. Мы должны собрать людей…
– Если бы мы даже захватили Божишки, мой милостивый покровитель, –заговорил Теодор, которому надежда вернула юношескую энергию, – допустим даже, что мы нападем на них врасплох – но как мы удержимся там? У Кунасевича там свои люди. Это будет война без конца.
– Никогда этого не будет! – возразил ротмистр. – Я все это беру на себя; захватом закончим все дело. За это я отвечаю.
– Но как?
– О! Как? Этого я не скажу, – отвечал Шустак, – вы меня, сударь, не знаете, но даю слово, можете на меня положиться… Кончим дело –по-шляхетски.
– Что делать, – прибавил он, – в какой стране живешь, таких обычаев и придерживаешься.
Теодор поцеловал его в плечо.
– Но как же это будет? – повторил он.
Ротмистр обнял его в свою очередь.
– Не скажу! – решительно заявил он. – Достаточно того, что по шляхетскому обычаю.
Шустак закрутил усы.
– Ну, теперь, слава Богу, первый лед сломан, пусть же расседлают моего коня, и пока подойдут мои люди, прикажи набросить на него попону и засыпать овса… Мы должны подробно все обсудить, поэтому я останусь ночевать. А матери скажи, что хочешь, чтобы не тревожить ее…
Ротмистр чувствовал себя как дома; отправив Теодора к матери, он сам пошел в конюшню, не сомневаясь, что его приказания будут выполнены.
Когда Теодор появился в дверях материнской комнаты, егермейстерша, обеспокоенная долгим визитом незнакомца, бросила на сына тревожный взгляд и удивилась еще больше, заметив, что он выглядел таким веселым, каким она давно его не видала. В первую минуту ей показалось это признаком легкомыслия и эгоизма.
Он, весь дрожа от волнения, подошел к ней и стал целовать ее руки.
– Ни о чем, мамочка, не спрашивай, только верь мне, что явилась надежда получить Божишки. Этот незнакомец, о котором мне нельзя рассказывать тебе, просто ангел, посланный нам с неба!
Паклевская испугалась и, как это часто бывает с больными и ослабевшими людьми, приняла это известие с тревогой.
Сын успокоил ее. Она хотела еще расспросить его, но он только повторил еще раз, что нашел союзника для того, чтобы вернуть себе Божишки, и что все это должно до поры до времени остаться тайной.
Когда Теодор вышел из спальни, вдова схватила четки и принялась с лихорадочной набожностью молиться за сына и благодарить Бога за помощь ему.
Шустак, вернувшись из конюшни, где он сам распорядился отправить мальчика в Хорощу за своими людьми, даже не спросив на то разрешения у хозяина, пошел с ним в его комнату и, запершись там, принялся обсуждать с ним задуманное дело.
Из различных намеков и недомолвок ротмистра, Паклевский догадался, что все это было делом рук прекрасной Лели. Она перетянула дядю на свою сторону, она через него убедила отца дать своих людей на помощь Паклевскому, она же в конце концов отправила старого Шустака в Борок, чтобы он вытащил оттуда Теодора и уговорил его действовать. Ротмистр был в полном подчинении у нее.
Добрый старик так принял к сердцу все это дело, что не отказался даже разыграть вначале маленькую комедию, правда, не долго продолжавшуюся, но очень его тяготившую.
Решено было, что Теодор поедет вместе с ротмистром в Пшевалки, куда понемногу будут съезжаться и остальные заговорщики из тех шляхтичей, которых им удалось уговорить участвовать в этом деле.
В Божишках, по уверению ротмистра, было не более двадцати людей, вооруженных скверными ружьями, заржавленными саблями и дубинками с металлическими наконечниками. Была там и одна старая пушка, но она могла принести больше вреда тем, кто вздумал бы стрелять из нее, чем предполагаемым врагам.
Обитатели Божишек жили в полной беспечности, не ожидая ниоткуда нападения. В усадьбе находился сам подкоморий, его супруга, двое старших сыновей и слуга. Ротмистр для успокоения Теодора, который боялся, как бы не произошло кровопролития, давал ему клятву, что Кунасевичи сдадутся при первом же выстреле, а слуги тоже не будут сопротивляться, и самое большее, что может случиться, несколько человек набьют себе шишки.