– Когда мы с ребятами вернулись из похода, наткнулись толпу, которая чуть ли не с факелами шла к поляне. Судя по их рассказу, вы заявились сюда, сказали, что, якобы целители, и готовы бесплатно лечить местных. Большая часть испугалась, но кто-то всё-таки повёлся. А потом растрезвонил всем, что ему сделали больно, и что вы пришли травить народ и наводить порчу.
При слове «бесплатно» Антона скривило, как бараний рог. Он отметил этот рефлексный инстинкт для себя как подсказку, с которой тоже разберётся чуть попозже.
– Насколько я понимаю, вас прогнали на окраину города и хотели выбить всю дурь, – он замолчал и провёл кулаком по лицу вверх, – Ваши показания более-менее совпадали, похоже, ты правда лекарь, и либо запредельно ушлый, что смог обмануть знахарку, либо, – Райден поднёс кулак к виску и резко раскрыл ладонь, – В любом случае, меня ты без последствий не обманешь. Пока поверю тебе, но только потому, что видел тогда твои обосравшиеся глазёнки. Но мой тебе совет: уходи прочь с этой проклятой земли, пока память – самая большая твоя потеря. Чтобы здесь жить, пришельцам нужно дорого платить, – он сглотнул и чуть слышно добавил, не обращаясь ни к кому, – И с каждым днём цена становится только выше.
Мальчик яростно пытался напомнить отцу о том, кем он был, тысячу раз повторил, что его зовут Октай и какой сам Антон благородный и хороший. Всё это время врачу было грустно и нестерпимо больно: да, он теперь мог припомнить множество мелких фактов, и сопоставить их с тем, что уже выяснил сам, но помимо этого он почувствовал абсолютную искренность ребёнка, считавшего его моральным ориентиром. Антон, который теперь вспомнил, что он, вообще-то господин Шульц, почувствовал, как ускользает последняя надежда: сын знал его совершенно другим, честным и высокоморальным человеком, а теперь пытается убедить его снова стать таким. Но, похоже, ни о каком «снова» речи не шло.
Неожиданно со стороны рынка послышался лязг огнив, треск факелов и крики «круши, ломай, грабь, убивай». Райден и Октай насторожили пушистые уши. Это точно было связано с Антоном. Это не могло быть не связано с ним. Но, по крайней мере, у него сейчас есть время докурить. Этот день доказал, что если Шульц продолжит удивляться, «то остолбенеет и в удивлении и так до смерти столбом и простоит». А она итак была слишком близко. Считай, просто за сигаретами отпустила.
«Стоп, “покурить”, “сигаретами”? Ай, чёрт…».
Часть 1. Глава 2: “Когда смерти приходится нагибаться”
“Dem Vater grauset’s, er reitet geschwind,
Er hält in den Armen das ächzende Kind,
Erreicht den Hof mit Mühe und Not,
In seinen Armen das Kind war tot”
Иоганн Вольфганг фон Гёте
“Отцу стало страшно, он гонит коня,
Он мальчика держит, что дышит, стеня, —
Насилу достиг он двора своего…
Ребёнок был мёртв на руках у него”
Афанасий Афанасьевич Фет
В дверь яростно забарабанили, потревожив итак расстроенные нервы врача. Господин Шульц вздрогнул, выждал пару секунд и устало поплёлся открывать. Мало кто приходил к нему, просто поздороваться, а значит, придётся снова выслушивать жалобы, делать вид, что тебе не всё равно, убеждать, отстирывать с жилета сопли. И это всё в лучшем случае. В худшем отстирывать он будет ещё и кишки. Не то чтобы самые радужные перспективы.
Антон подкрался к двери и, устало выдохнув, посмотрел в глазок. Его лицо исказило отвращение, затем выражение откровенной муки: на крыльце топтался Бухалк, давний знакомый врача, надоевший ему ни только и ни столько постоянными ранениями, выбитыми суставами и долгами за лечение, сколько фамильярными замечаниями и постоянными попытками пошутить.
Ему как хозяину дома, осквернённого присутствием Бухалка, было физически больно. Кулаки сжимались сами по себе, мышцы сковывало при виде тупого выражения лица «этого бородавочника» с сальными волосами, мясистым носом и словно пчёлами искусанными губами.
Антон всеми силами пытался избежать зрительного контакта с незваным гостем, но вдруг его взгляд наткнулся на то, чего Шульц увидеть никак не ожидал. Ястребиной хваткой Бухалк вцепился в копну светло-русых волос. Намотав кудри на руку, он рывками подтаскивал безвольное тело всё ближе к порогу, чуть ли не тыкая носом в дверь. Бедняга лишь изредка всхлипывал, пожимая озябшими плечами.