– Если честно. Нравится… Октай.
– Октай? Никогда не слышал. Довольно необычное имя, да? Но вообще мне нравится. А почему Октай? Оно что-то означает?
– Один дядя рассказывал мне историю об Октае. Он был сыном боБиии земли. И когда с кем-то дрался, его не могли никогда победить, потому что, если он падал на землю, у него становилось только сил больше, – сбивчиво объяснил ребёнок.
«Антей», – подумал про себя Антон, – «Это Антей».
– Это ведь Антей, – негромко возразила Глэдис. Отто деликатно кашлянул и обхватил её запястье, – А, да, очень красивое имя. Хорошее.
– Знаешь, у нас принято давать два имени, – хирург поймал себя на мысли, что пытается всеми силами разговорить мальчика, — Хочешь, я дам тебе ещё одно?
– Если это будет значить, что вы меня не выгоните, то давайте. Сколько угодно. Только не продавайте.
– С тобой часто так поступали? – поинтересовался Антон.
– У меня было три раза по десять и ещё два хозяина. Если примите меня, то будете три раза по десять третьим. Это же счастливое число, правда? Может, счастливые числа работают не только для людей.
– Боже, конечно работают, – он задумался и закусил губу, – Ты говорил, что кто-то научил тебя читать. Кто?
Глэдис заметила, как ребёнок затрясся, а на его глазах выступили слёзы.
– Шульц, достаточно допросов, дай ему отдохнуть.
Неизвестно, кто испугался больше, Антон или Октай, но мальчик попытался загладить недоразумение:
– Простите, я не знаю, как её звали. Но обо мне она заботилась, и даже братиком называла. И давала спать на кровати. И читать тоже она научила. Но потом она умерла, а её папа продал меня тому мужчине.
– Тому, который тебя привёл? – уточнил Отто.
– Да. Он сказал, что я должен буду драться. И вытолкнул на какую-то сцену. Я помню яркий свет, потом на меня что-то упало, а потом только боль, – он задумался, – А потом ничего. Он бросил меня в клетку и сказал кому-то, что никакого бойца из меня не получится. Ребята, которые там были до меня решили меня выходить. Я поправился, он это заметил тот человек и сказал, что скоро продаст меня. Но вы не такой старый и толстый, как он рассказывал. Простите. Я не хотел вас обидеть, он просто говорил, что меня ждёт «жирный извращенец».
Всё то время, пока мальчик спокойно и отстранённо пересказывал свою жизнь, Антон прожигал безжизненным взглядом стену. Врач дождался конца его истории, молча поднялся со своего места и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Со стены с глухим стуком упали часы. От удара из них вывалились батарейки, и в комнате стало невыносимо тихо. С лестницы послышались тяжёлые шаги.
– Я расстроил господина, – Октай по-заячьи прижал уши к голове, – Что теперь будет?
Отто тяжело поднялся с постели:
– Его расстроил не ты. Его расстроило то, как к тебе относились. Глэд, посидишь с ним, пока я беседую с Тохой?
Он вслед за другом вышел на балкон. Врач стоял под дождём и курил, облокотясь на перила и тревожно хрустя пальцами.
– Ну и какого чёрта, Шульц? Если хочешь поистерить, то хотя бы ребёнка не пугай.
Антон продолжал молчать не в силах поднять глаз на защитника своей чести de jure и совести de facto. Дождь давно затушил его сигарету, и врач просто пожёвывал окурок, вглядываясь в вязкую чернильную тьму. Отто открыл портсигар, взял себе и предложил одну другу. Антон убрал руки от лица:
– Две недели он жил со сломанной рукой. Две недели! И до этого несколько лет страдал непонятно где. А мы что делали в это время? Спокойно спали ночью? – он вдруг почувствовал, что впервые за долгое время сердце бьётся чаще, – А эта паскуда ещё связал мне, что уже таким его нашёл! Я разорву эту мразь, когда увижу.
– Ну, я-то не брал деньги с людей, которые зарабатывают на работорговле, так что, да. Ночью я спал.
Антон вцепился руками в волосы и порывисто выдохнул. Его сытая судьба на первый взгляд не имела ничего общего с нечастной судьбой Октая. Но Антон умел смотреть глубже, дальше и дольше чем другие.
– Шульц, тебя что, совесть мучает?
Он затянулся и прикрыл глаза: «Не знаю я. Похоже на то», – он замолчал, выпустил дым, – «Я же всегда знал, что есть несправедливость. И да, это всё ужасно, но почему-то так меня это никогда не задевало».
– Раньше ты и не сталкивался с эти вот так вот лоб в лоб. Он смотрит тебе в глаза, наивно объясняя, как его покупали и перепродавали. На чистом немецком говорит, подбирает слова. Переживает, что тебя обидит своим рассказом. Не то нам про них говорили. Какие они животные?