Райдену стало неудобно за проявленную неосмотрительность. Он предложил спутникам составить ему компанию в одной из более-менее приличных таверн. Октай оживился и закивал, решив, что такое предложение едва ли требует совещания и единогласного одобрения. Райден снова попытался встать, но на этот раз врач сразу подхватил его под руку.
Снаружи трактир не внушал доверия. Они вошли и сели за один из дальних столов. Заведение не внушало ничего хорошего и внутри. Окликнув взглядом хозяина трактира, вожак кивнул в сторону своих спутников, что-то пробормотал и отдал тот самый кожаный мешочек, который так и не забрал предприимчивый торговец.
Какой-то сутулый мальчишка вынес две деревянные миски густой похлёбки, осуждавшей своими жирными глазками-капельками текущий политический строй. Он вытер нос и брезгливо поставил тарелки напротив отца с сыном. Затем он принёс ещё две миски чего-то неопределённого, чашку риса и три огромных пивных кружки, одна из которых была пуста. Облизнув палец, Райден дотронулся до её ручки. Он влил в кружку остатки содержимого фляги, опустил ладони на колени и закрыл глаза. На протяжении этой сцены, отец и сын несколько раз переглянулись. Воин пододвинул тарелку с сухим недоваренным рисом, взял палочки в левую руку и принялся за ранний ужин. Он ел довольно ловко, совсем не так, как можно было бы ожидать от того, кто из-за травмы ведущей руки был вынужден пользоваться другой. Он заметил, что его подопечные даже не притронулись к еде, выразительно посмотрел на них и кивнул в сторону накрытого стола. Октай неохотно взял тарелку и из вежливости попробовал есть суп палочками. Ожидаемо ничего не вышло. Он наклонился и стыдливо начал лакать бульон из чашки. Для Антона это стало кульминацией сюрреалистичности произошедших за час событий: «Эх, кого я воспитал? А да, я ж его не воспитывал», — он поднял свою миску и выпил её содержимое, порадовавшись, что в желудке нет глаз. И носа.
– Итак, лекарь, теперь серьёзно. Чем быстрее вы начнёте, тем скорее мы с вами расстанемся. Я настоятельно рекомендую приступить немедленно.
Антон спросил, может ли Райден дать хоть какие-то гарантии, чтобы подтвердить их соглашение. Вожак помахал ладонью перед лицом: «У Вас есть моё слово». Врач наигранно рассмеялся:
— Да-да, конечно, знаю я таких.
Райден некоторое время помолчал, а затем нахмурился и выпалил: «Не суди меня по себе, лекарь. Вам двоим нужна помощь. Нужна она и моим людям. Я предлагаю тебе соглашение! Ты лечишь их, я – защищаю вас, пока вы не вернулись в человеческое поселение. Заметь, для себя я ничего не прошу, и при этом всем должен», – он закусил верхнюю губу, – «Если ты, действительно врач», – вожак спародировал Антона, – «То знаешь, что нельзя стоять прямее, чем опустившись на колени, чтобы помочь».
— Да? Вот как? А у меня другой принцип: «Чтобы подняться с колен, нужно на них поработать».
Антон заметил, что собеседник краснеет и тяжело дышит. Он пожалел, что вообще затеял этот разговор.
– Зачем ты тогда здесь? – он нахмурил брови, провёл ладонью над головой, замешкался, а затем отодвинул от себя миску, – Я сыт по горло.
— Видимо, у меня как раз было очень плохо с принципами.
Напряжение между ними увеличивалось так быстро, что, по мнению физиков, могло бы обратить расширение вселенной вспять. У обоих сейчас работали только древнейшие части мозга: Райден приготовился бить, Господин Шульц – бежать. Октай непонимающе поворачивался то к отцу, то к сородичу. Ребёнок чувствовал себя отделённым от мира стеклянным куполом. Он ничего не понимал, и просто хотел, чтобы его любящий и заботливый папа вернулся. Мальчик понятия не имел, зачем вообще нужно было что-то вспоминать, чтобы быть хорошим человеком. Значило ли это, что изначально все люди – такие же негодяи, как тот, который сидит сейчас перед ним, и им нужно учиться быть добрыми?
– И тем не менее, без меня вам домой не попасть, – угрюмо пробормотал вожак.
— Да уж, Адмирал Ясенхуй, ситуация патовая, —врач вдруг спохватился, что его реплики приходится переводить подростку. Он успокоил себя мыслю, что если мальчик знает слово «патовый», да ещё и на двух языках, то в любом случае заслуживает право ругаться, – Хочешь мне сказать, что ты у нас весь такой воин света, со всеми договариваешься, друг детей и длань господня, а я – какой-то алчный коновал? Я не хочу показывать пальцем, но тут явное противоречие, – Антон нервно хихикнул и, подняв бровь, обратился к собеседнику. Райден только пожал плечами и отвернулся: