— Ты всё же решился, быстрее, чем я рассчитывала! — она погладила Габриэля по лицу, там, где девочка дотронулась, кожа немела и начинала болеть. Боль от прикосновения расходилась всё дальше по телу.
— Кто ты?! — ярился падший
— А ты догадайся! — она звонко рассмеялась, словно и вправду была маленькой девочкой и во что-то играла.
— Кто ты… — повторил вопрос падший, но сознание его тухло, а на глаза навалилась непомерная тяжесть. Боль медленно подбиралась к сердцу, пальцы рук начали неметь, Габриэля бил сильный озноб.
Падший закрыл глаза и провалился в беспамятство. Девочка играючи вытащила из ножен его меч, словно зубочистку, пару раз махнула им в воздухе. “Рассекающий тьму” зашипел в её руках, девочка не обратила на это никакого внимания.
Она осторожно опустила меч в чёрную кровь, меч вспыхнул яркой голубой вспышкой и тут же угас. От острия побежала короста, меч чернел, некоторые его части обваливались, словно ржавая шелуха, меч гнулся, извивался, рос в одну сторону и укорачивался с другой. Короста медленно, но основательно перековывала меч во что-то новое, не имеющее ничего общего с прежним оружием. Наконец меч весь покрылся чёрно-коричневой порослью, словно рыба чешуёй, стал похож на ятаган с кривым, широким на конце лезвием. Шипы устилали меч на навершие и гарде, лезвие имело несколько переходов, каждое из которых заканчивалось острой вершиной. Гарда и навершие, в свою очередь, тонули в чёрной мгле, она струилась и переливалась, то полностью скрывая руку девочки от глаз, то открывая взору полностью.
Девочка беззаботно бросила меч в воздух, он распался на тысячи чёрных песчинок, превратился в тёмную мглу, а затем неспешно потёк к телу Габриэля. Ещё одна татуировка появилась на его руке, только в отличие от верного пса, эта была чёрной как ночь. Татуировка словно состояла из тьмы, тьма жила в ней, текла и переливалась.
Тело падшего застыло, он перестал дышать, на лицо упала тень. На теле Габриэля заиграл солнечный зайчик, вот только в Бездне нет солнца, зайчик подхватили тени, он пытался вырваться, убежать, тени были сильнее. Когда солнечный зайчик сдался, тени споро побежали по стенам храма, спеша наверх, ведя вместе с собой меленький островок света.
Протекторат Триединого, мир людей - Эшалум, пограничный мир.
— Дьявол бы побрал эти морозы! — закашлял Хранитель веры
— Сейчас разожгу камин, — младший инквизитор с азартом закидывал дрова в пасть камина
Когда камин оказался заполнен, младший инквизитор вытянул руки, и огонь вспыхнул внутри, Хранитель веры придвинулся ближе и вытянул ноги.
— Ты, того, при апостоле такого не учуди, он тебя живо самого на костёр отправит! — Хранитель веры снова закашлялся.
— Да знаю я, Роланд ты чего поучаешь, я же для тебя стараюсь! — младший инквизитор с укоризной покосился на Хранителя веры.
— И я с заботой о тебе, не у всех такие широкие взгляды на использование Святой веры, как у меня!
— Да, да я помню, — младший инквизитор выставил руки ближе к огню
— Лучше, вон Кривозубого Пипа зови! — поучительным тоном добавил Хранитель веры.
— Чего?! — коверкая звуки прошамкал Пип, выглядывая из-за двери
— Да ничего, мы тебя не звали, — отмахнулся от него младший инквизитор
— Чего это не звали?! — возмутился Роланд, — Кривозубый сходи за водой, а то у меня ноги крутит, как бы холодней не стало, да снег не нападал!
— Ладно… — Пип сказал, словно сделал одолжение.
На самом деле Пипу повезло, что апостол Створв соблаговолил его взять к себе на службу звонарём, другой работы Кривозубому не видать как своих ушей, он понимал это лучше, чем кто-либо, хоть и считался блаженным.
— И захвати горбушку хлеба! — выкрикнул уже младший инквизитор
— Худ, денег дай! — Пип улыбнулся, ему нравилось произносить имя младшего инквизитора, возможно потому, что у него получалось его выговаривать.
Младший инквизитор скривился, словно ему на ногу упала наковальня, зубы Пипа торчали наружу, каждый в своём направление, большие толстые и жёлтые словно спелые жёлуди. Он потянулся к мешочку на поясе и достал несколько медяков, этого должно было хватить с избытком. Пип радостно сгрёб мелочь и быстро двинулся одеваться.
Кривозубый натянул широкие штаны, других он не носил, перенесённая болезнь в детстве так изувечила его ноги, что они больше напоминали колесо. Накинул полушубок с рыжей бараньей шерстью. Надел шапку, выделанную из цельной шкурки барсука и подаренной Пипу самим апостолом на день пресвятого Отца. Ещё раз улыбнулся и мелкими шагами зачастил в сторону деревни. Снег недовольно поскрипывал под ногами, пар шёл изо рта, а Кривозубый думал о своих совершенно незначительных делах. Пип хотел встретить Касандру, представительницу полуночной кавалерии, светлячка таверн, ночного мотылька или принцессу полумрака. Странные названия для обычной шлюхи, но так повелось в этом промёрзшем насквозь мирке, хоть какая-то краска в океане белых, заснеженных пустынь. Касандра обслуживала всех, и Кривозубому тоже перепадали крошки с этого общёственного стола. Когда Пип приблизился к таверне, где обычно и сидела полуночная кавалеристка, он замедлил шаг, в надежде повстречать её. Кто-то вышел и закурил чагу, жёлтый тяжёлый дым лениво уносился в сторону от таверны промозглым ветерком. Кривозубый радостно осклабился, ускорил шаг, чагу курила только Касандра. Подойдя ближе, он заулыбался, Пип всегда так делал, когда в кармане оказывались медяки. Касандра знала о его нехитрых привычках, и когда Кривозубый подошёл ближе, раскрыла верх своей шубки. Пип заулыбался ещё шире, показывая свои жёлтые зубы. Касандра наклонилась вперёд и руками покатала вверх-вниз свои пышные груди, выпячивая их вперёд, Пип потянул руки к ней.