То ли виновники недостаточно старательно переписывали и рассылали письмо, то ли последовавшие события произошли на самом деле случайно, но, так или иначе, вскоре после смерти Баррьентоса новая религия получила подкрепление в виде еще одного несчастья. 10 октября 1970 года, на следующий день после третьей годовщины смерти Че, лейтенант Уэрта, командовавший солдатами, взявшими Че в плен, погиб в результате автомобильной катастрофы.
Следующим звеном в этой цепи стало убийство подполковника Селича, одного из тех немногих достаточно высокопоставленных военных, которые разговаривали с Че в школе Ла-Игуэры; Селич пытался унизить пленного врага. Позднее, во время диктатуры Уго Бансера, он стал министром внутренних дел и был в начале семидесятых годов во время “серии допросов” избит до смерти агентами военной разведки, поймавшими его во время подготовки еще одного из множества тех переворотов, которые составляют боливийскую историю.
В апреле 1971 года полковник Роберто Кинтанилья, бывший в 1967 году руководителем разведки в Министерстве внутренних дел и присутствовавший при ампутации кистей рук, которого несколько лет спустя пытался убить Инти Передо, был казнен в Гамбурге Моникой Эарит, членом Национально-освободительной армии. Выдав себя за немецкую гражданку, желавшую получить визу, Моника вошла в боливийское консульство, попросила о встрече с полковником Кинтанильей, дважды выстрелила ему в грудь и спокойно ушла.
“Проклятие” Че не всегда несло смерть тем военным, которые принимали участие в антипартизанских действиях. Порой оно проявлялось и в других формах. Феликс Родригес, агент ЦРУ, опознавший, Че и сфотографировавший его дневник, вернувшись в Майами, начал страдать от астмы. Следует учесть, что в большинстве случаев астма проявляется с детских лет, а он прежде и понятия не имел, что это такое. “Когда я вернулся в Майами... со мной приключился приступ астмы. Я проделал всевозможные обследования на аллергию, и ни одна из проб не была положительной. Медики пришли к выводу, что у моей астмы или какие-то психологические причины, или же это проклятие Че, поскольку приступы случались у меня и при сухой, и при влажной погоде, в холод и в жару”.
Майор Хуан Айороа, командовавший рейнджерами, участвовавшими в последних стадиях кампании против Че, в его захвате и убийстве, в конце сентября 1972 года был выслан из страны правительством Бансера.
Генерал Хуан Хосе Торрес, бывший начальником Генерального штаба вооруженных сил во время действий Че в Боливии и поставивший вторую подпись на приказе о казни, спустя несколько лет сам пришел к власти в стране, но был свергнут в результате военного переворота. Он был убит в Буэнос-Айресе 12 февраля 1976 года тремя выстрелами в голову участником крайне правой группы “Трипл-А”.
Еще через два месяца пришел черед генерала Хоакина Сентено Анайи, который, будучи командиром 8-й дивизии, передал приказ о казни Че своим подчиненным. Он стал послом Боливии во Франции и в мае 1976 года в Париже был застрелен. Ответственность за его смерть взяла на себя организация, назвавшаяся Интернационалистской бригадой Че Гевары, о которой никто не слышал ни до, ни после этого события. Сентено был убит тремя выстрелами в упор из пистолета калибра 7,65 прямо перед дверью посольства. Ему предъявили публичное обвинение в том, что он предоставлял укрытие в Боливии старым нацистам, таким, как Клаус Барбье.
Гари Прадо Сальмон, армейский капитан, взявший Че в плен, получил тяжелое ранение в начале 1981 года в бою с фашистской группой, захватившей нефтяное месторождение в Санта-Крусе. У него были пробиты оба легких, а также поврежден позвоночник, в результате чего он остался парализованным. Что удивительно, его поразил случайный выстрел одного из его собственных людей, чье имя так и не удалось узнать.
Через двадцать лет после описанных ранее событий бывший министр внутренних дел Антонио Аргедас получил восемь лет тюрьмы в Боливии за похищение торговца; из предыдущей главы можно заметить, что это была далеко не первая из его неприятностей.
О судьбе главного сержанта Марио Терана известно очень немного. Правда, из отрывочных газетных сообщений следует, что он привык шляться пьяным по улицам Кочабамбы, что Че часто является ему в кошмарах и что, как и сержанту Бернардино Уанке, ему часто приходится прибегать к услугам психиатров.
59. Образы и призраки.
Аргентинский поэт Пако Урондо, погибший несколько лет спустя от рук военной хунты уже своей собственной страны, узнав о смерти Че, написал:
"Всю неделю будет непрерывно идти дождь, и неверующие или лишенные суеверия будут считать, что это всего лишь совпадение, что происходящее просто случайно, хотя и несколько необычно. С каждым разом друзья приходят все сильнее промокшими, а теперь эта мрачная погода будет длиться больше, чем когда-либо. Но на сей раз не будут гадать насчет Буэнос-Айреса; люди не станут разговаривать об унынии и бедствиях, что терзают их, - нет, нет, даже его обитатели - на сей раз они станут гадать о чем-то ином, где нет мира, а одна лишь тишина".
Селия, четвертая дочь Че, родилась в 1963 году, в предпоследний год работы ее отца министром промышленности Кубы; за полтора года до того, как он уехал в Конго, и может составить представление об отце только через воспоминания других людей. Она много раз пыталась прочесть боливийский дневник, но так и не смогла заставить себя сделать это.
Фидель Кастро говорит, что в последние годы ему часто случается видеть Че во сне. Он признался итальянскому журналисту Джанни Мине, что Че говорит с ним и "рассказывает мне о многом".
Ана Мария, сестра Че, в начале семидесятых сказала испанскому журналисту: "Время от времени я чувствую, что кто-то смотрит на меня, но и не только на меня, как будто я могла бы . каким-то образом стать им, и я ощущаю, что я будто бы не одна, и не знаю, что делать. Я должна научиться жить с этим".
В этом нет ничего очень уж необычного. Все мы знаем, что неким странным и удивительным образом умершие оставляют огромную пустоту, зияющее отверстие в жизнях тех, кто переживает их. Однако Эрнесто Гевара обрел за годы жизни магическую ауру; она не затуманилась после его смерти и коснулась множества людей, никогда не знавших его.
Вскоре после завершения партизанского похода вблизи селения Ла-Игуэра, где жалкий домик школы послужил приютом Че в последние часы его жизни и первые часы после смерти, местность оказалась опустошенной в результате ужасной засухи. Растительность и животные погибли, а крестьяне были вынуждены эмигрировать. Народная мудрость, потаенные слухи, вновь сложенные сказки - все сходится на том, что эта погода стала божественной карой жителям за то, что они позволили солдатам убить Че.
В Ла-Игуэре клочки волос и испачканные кровью лоскуты брюк Че показывают как святые реликвии. В Лагунильясе уличный фотограф сделал хороший бизнес на продаже фотографий тела, а многие жители города добиваются того, чтобы на каменном столе в прачечной Мальтийского госпиталя поместили фотографию мертвого Че - нового мирского Христа.
Крестьяне Кочабамбы создали своеобразную литанию, странную разновидность молитвы: "Бедненький Че, смилуйся, сотвори чудо, сделай так, чтобы моя корова выздоровела. Выполни мою просьбу, бедняжка Че".
Медсестра из Валье-Гранде, которая раздевала труп Че, признается: "Время от времени я представляю себе Че и вижу его, будто он жив, а он говорит мне, что хочет забрать меня из той жалкой нищеты, в которой я живу".
Здание школы в Ла-Игуэре было разрушено, на его месте построили амбулаторию, но она так и не открылась, в ней ни разу не появился ни один врач, не было никаких лекарств. В конце концов на этом месте воссоздали школу. Уругвайский журналист Эрнесто Гонсалес Бермехо посетил ее в 1971 году:
"- Что ты знаешь о Че? - спросил он крестьянского мальчика, когда учитель не обращал на них внимания.