Почти без пищи и воды партизаны Че выискивали обратный путь к своим прежним лагерям, где были устроены тайники с провизией и оружием, и, наконец, 7 мая добрались до одного из них. Пачо записал в дневнике: "Наша цель - вступить в контакт с Вило Акуньей и подготовить оружие". Че лаконично отметил нехватку продовольствия, а также то, что они находились в зоне в течение шести месяцев.
На следующий день, когда партизаны запасались провиантом из потайного склада в пещере, вновь было замечено присутствие поблизости армейских сил. Пачо, Оло Пантоха и еще несколько человек застали врасплох и обстреляли нескольких невооруженных солдат, набиравших воду. Вскоре после этого были -захвачены в плен еще двое солдат, собиравших кукурузу. Но на этом стычки не закончились: "Когда появились солдаты - их было человек двадцать семь, - все ожидали их, охваченные напряжением. Те заметили что-то странное, и группа во главе со вторым лейтенантом Ларедо выдвинулась вперед. Он сам начал стрелять первым и был убит вместе с двумя другими молодыми солдатами". У Ларедо было найдено письмо от жены, в котором та просила его привезти скальп партизана, чтобы украсить им гостиную. "Начало темнеть, и наши люди двинулись вперед и захватили в плен шестерых солдат. Остальные отступили". В этой стычке партизаны убили двоих солдат и офицера, ранили двоих и восемь человекм взяли в плен.
Че приказал выйти в четыре часа утра, предварительно отпустив пленных. Сам он провел бессонную ночь из-за приступа астмы. "У нас не осталось никакой пищи, кроме сала, я был голоден, а спал едва ли два часа и поэтому был способен идти лишь медленными шаркающими шагами. И весь переход был таким. У первого же родника мы ели суп из сала. Люди слабы, у нас - несколько случаев водянки".
В начале второй недели мая полковник Арана, подполковник Кинтанилья и "доктор Гонсалес" возвратились, чтобы допросить Дебрэ, Бустоса и Роса в штабе полка Манчего в Санта-Крусе. На этот раз с ними был генерал Арнальдо Сауседо. Легенда Бустоса рассыпалась - агенты определили, что его паспорт фальшивый, и заявили, что он был с партизанами как боец, а не журналист. Следователи сопоставили подробности, которые сообщили Дебрэ, Бустос и Рос с рассказами дезертиров, а также выявили противоречия в их собственных показаниях. "Мне ничего не оставалось, кроме как признать бесспорное", - скажет спустя несколько лет Бустос, когда сознался в том, что, уступив нажиму следователей, подтвердил, что во главе партизан стоял Че. Это была лишь часть признания, состоявшего из двадцати тысяч слов и целого ряда набросков портретов бойцов. Бустос утверждал спустя несколько лет, что Че разрешил ему раскрыть его присутствие в партизанском отряде: "Что ж, если увидишь, что отрицать бесполезно, то выпаливай сразу же. Таким образом я смогу снова стать самим собой и снова надеть свой берет". Дебрэ позже частично подтвердил версию Бустоса. А сам он в этом раунде допросов признался в том, что в ходе своей журналистской работы на третьей неделе марта взял интервью у Че в партизанском лагере. Показания были неопровержимыми, и командование боливийских вооруженных сил и полевые агенты ЦРУ были серьезно обеспокоены, но Хелмс все же придерживался мысли, что это дезинформация и что, по всей видимости, Че мертв. Он доказывал это в споре со своим руководителем службы тайных операций (носившей эвфимистическое название Объединенного управления планирования) Томасом Карамессинесом.
Уолтер Ростоу подготовил президенту Джонсону меморандум. В нем проводился обобщенный анализ ситуации и говорилось о том, что ЦРУ только что получило первое достаточно достоверное сообщение о том, что Че Гевара мог быть жив и проводить операцию в Южной Америке, но разведчикам требовалась дополнительная информация, прежде чем они могли бы с уверенностью заявить о том, что Гевара не умер - в кругах различных разведок все больше и больше склонялись к этому заключению. Тем временем, невзирая на сомнения директора, ЦРУ отправило в Боливию новую группу советников, расширило там ее инфраструктуру и начало воздушную разведку для того, чтобы дать надежные карты области. Четверо советников были также направлены на помощь боливийскому Министерству внутренних дел, которое возглавлял министр Антонио Аргедас.
Че, еще не знавший, что его присутствие в Боливии перестало быть тайной, в поисках Вило Акуньи и группы арьергарда вел партизан в направлении Пириренды. Пачо записал: "Мы очень слабы и голодны. Трудно идти, особенно с тяжелыми мачете и оружием. Мы идем только благодаря силе воли и дисциплине". Отсутствие массовой поддержки и прямых контактов с крестьянами, бедность и малонаселенность области, а также еще и почти полное отсутствие дичи в джунглях обрекли партизан на постоянный голод.
В то время как партизаны находились в бедственном положении в оперативном плане, в чисто военном отношении они, проведя шесть боевых столкновений с боливийской армией, оставались непобедимыми. Из-за этого 11 мая полковник Роча был освобожден от должности командира 4-й дивизии, базировавшейся в Камири. (Он ограничил свою деятельность жестокими притеснениями местных крестьян, арестами, пытками, избиениями и другими репрессиями, даже если те указывали солдатам местонахождение партизан.) На его место был назначен Луис Антонио Реке Теран. Полковник Сентено Анайа в то же время сменил полковника Роберто Варгаса в 8-й дивизии.
12 мая партизаны наткнулись на еще один крестьянский дом, купили у хозяина свинью и приготовили ее с кукурузой. На следующий день им пришлось с лихвой расплатиться за свое обжорство. "А нас весь день мучила отрыжка, газы, рвота, понос - настоящий физиологический концерт. Мы лежали совершенно неподвижно, пытаясь переварить свинью. У нас есть две канистры воды. Я был очень болен, пока меня не вырвало, после чего стало лучше".
На следующий день они вышли к озеру Пириренда - зеркалу воды, окруженному буйной растительностью, как скажет в своем дневнике Пачо. Че к тому времени обращал мало внимания на красоты пейзажа. Он был больше обеспокоен нарушениями дисциплины, которые случались вследствие нехватки продовольствия:
"Перед выходом я собрал людей и обрушился на них в связи со стоящими перед нами проблемами, особенно продовольственными. Я разругал Дариэля Аларкона за то, что он съел котелок пищи, а потом отрицал это, Тамайо - за то, что он тайно ел вяленое мясо, Анисето - за его готовность участвовать во всем, что мало-мальски связано с едой, и нежелание делать что-либо еще".
Спустя несколько часов на расстоянии двух миль состоялся налет авиации.
На следующий день, 15 мая, Че записал в дневнике: "Сегодня никаких новостей". У Пачо написано подробнее: "Он выглядит по-настоящему плохо. Вчера вечером отказался от своей пайки мяса". Еще днем позже Че писал:
"Когда мы вышли в путь, у меня начался страшный приступ колики с рвотой и поносом. Колику остановили демеролом, а я потерял сознание, и меня несли в гамаке. Когда я очнулся, то чувствовал себя значительно лучше, но оказался весь в дерьме, словно грудной младенец. Мне дали брюки, но без мытья запах дерьма можно учуять за милю от меня. Мы проспали там весь день".
Пачо не так уж бодр: "Почти все мы больны. Ночью несколько раз стреляли жандармы... Проблема состоит в том, чтобы вырваться из оцепления и перебраться в место с водой".
В течение предыдущих дней армейские патрули стреляли в сторону партизан вслепую. В ночь на 16 мая отряд выскользнул из окружения на юго-запад. Той же ночью было получено известие из Гаваны, в котором говорилось, что их изоляция стала еще сильнее. Ренан был отозван из Ла-Паса, так как его въездная виза истекла, а сам он был болен. Городская сеть оказалась теперь в руках Родольфо Салданьи и нескольких неопытных людей, имевших связь с Гаваной, но не с партизанами. Начавшиеся действия партизан пробудили симпатии большинства радикальных групп оппозиции, но не было никакой возможности превратить эту обнадеживающую симпатию в форму практической помощи. Сообщение Гаваны заканчивалось странно - словами о готовности части руководства БКП присоединиться к движению. Неужели Че не вспомнил тогда о Селии Санчес и созданной ею системе поддержки Движения 26 июля - вспомогательных группах в Гаване, занимавшихся мобилизацией городского населения против диктатуры Батисты, - которую он так недооценил в свое время?