Пачо добавил: “Мы ничего не едим. Нет воды”. К счастью, группа, возглавляемая Дариэлем Аларконом, возвратилась из своего похода за медикаментами.
“Их одиссея оказалась длительной, так как в Варгасе и Юмао были солдаты, с которыми они чуть не столкнулись. Затем они отправились следом за несколькими солдатами, направлявшимися из Саладильо в Ньянкауасу, и обнаружили, что вверх по ручью Конгри проходят три тропы, проложенные солдатами. Медвежья пещера, куда они прибыли 18-го, оказалась “антипартизанским” лагерем, в котором находилось около 150 солдат; их там чуть не поймали, но они все же смогли уйти незамеченными”.
Жажда, мучившая партизан, стала теперь хуже, чем голод. 29 августа Че в отчаянии сделал запись в своем дневнике:
“Трудный и очень тревожный день. Рубщики продвинулись совсем недалеко, а однажды пошли в неверном направлении, считая, что идут на Масикури. Мы разбили лагерь на высоте 1600 метров, в относительно глухом месте, заросшем тростником, сердцевина которого облегчает жажду. Некоторые товарищи — Хаиме Арана, Эустакио и Чанг — заметно ослабели от нехватки воды”.
Пачо записал: “Мы приготовили шесть котелков бобов из наших запасов и сварили бульон из гнилой червивой конины”.
На следующий день, 30 августа, Че писал: “Ситуация становится отчаянной. Рубщики ослабевают; Мануэль и Адриасола пили свою мочу, так же поступил и Чанг, результат был ужасен: диарея и судороги. К счастью, Тамайо и Аларкон нашли воду на дне ущелья”.
В сводке за август было написано:
“Это был, несомненно, худший месяц за все время войны. Потеря всех пещер с находившимися там документами и лекарствами стала ударом, особенно в психологическом отношении. Потеря двоих человек в конце месяца и последовавший переход на конину (повторное пересечение горного хребта Сан-Маркос) деморализовали людей и привели к первому случаю санкционированного ухода из отряда. Расставание с Орландо Хименесом было бы чистой воды выигрышем, но только не при этих обстоятельствах. Почти полное отсутствие контакта с внешним миром и с Хоакином и тот факт, что попавшие в плен участники его группы заговорили, — все это также оказало некоторое деморализующее влияние на людей. В некоторых семена сомнения оказались посеяны моей болезнью. И все это нашло отражение в единственном нашем столкновении с врагом, в ходе которого мы должны были нанести врагу значительные потери, а на самом деле ранили лишь одного человека. С другой стороны, трудный переход в горах высветил недостатки некоторых из наших людей.
Наш нравственный и революционный дух находится в глубоком упадке”.
Че не имел возможности узнать о том, что ситуация должна была стать еще хуже. 31 августа произошел случай, поставивший под серьезный вопрос возможности будущего выживания партизан. Патруль, возглавляемый капитаном Марио Варгасом Салинасом, окружил дом Онорато Рохаса, где дождались его возвращения от партизан. Кампесино был завербован армией в качестве проводника, сознался в том, что еще в марте имел контакты с Че, и согласился сотрудничать с армией. В отчаянной попытке воссоединиться с Че группа Вило Акуньи решила направиться к дому Онорато, чтобы хотя бы узнать новости. К дому пришел Густаво Мачин с разведывательной группой” и Онорато согласился отвести их к близлежащему броду. Но пока партизаны разговаривали с Онорато, в доме последнего несли стражу двое солдат, Партизаны не заметили их, ибо не стали входить в дом, так как собаки Онорато при их приближении подняли отчаянный лай.
В течение нескольких часов армейские силы были приведены в готовность. Капитан Варгас при помощи Онорато подготовил засаду. Кампесино, одетый в белую рубашку, проводил партизан к броду через Рио-Гранде, где расстался с ними, и вернулся домой. В этот момент Че со своей группой партизан находился на расстоянии всего-навсего двадцати пяти миль от места событий.
Приблизительно в 5.30 утра партизаны появились у брода Йесо. Описание последовавшей сцены принадлежит Варгасу. “Первый вошедший в воду был высоким, коренастым, темнокожим человеком с рюкзаком, как и все они, и с оружием, которого я не смог распознать. Они подошли к броду, Таня среди них.
Первый сразу же вступил в воду”. В этот момент Онорато Рохас покинул сцену. Партизанскую группу, состоявшую из девяти человек, возглавлял Исраэль Рейес; в левой руке он держал автомат, а в правой — мачете. Он присел, напился из реки, а затем дал своим товарищам знак следовать за ним. И тут внезапно началась стрельба. Один лишь Исраэль успел отреагировать и застрелил одного из солдат. Вило Акунья, Густаво Мачин Оед и Моисес Гевара, убитые на месте, рухнули в поток. Фредди Маймура, медик, заметив, что Таня ранена, бросился за ней в воду и был унесен течением. Хосе Кастильо бросил оружие и был взят в плен.
Маймуре удалось вытащить тело Тани из воды. Одни источники утверждают, что он был вскоре после этого захвачен в плен, другие — что он несколько дней скитался по джунглям, но все же напоролся на солдат и был убит. Кастильо доставили в Вальегранде, где его допрашивали сотрудники военной разведки и ЦРУ.
1 сентября Че в поисках своего отставшего арьергарда подошел вдоль ручья к дому Онорато Рохаса. С наступлением ночи партизаны “обнаружили, что дом был пуст, но к нему было пристроено несколько дополнительных навесов для солдат; теперь под ними никого не было. Мы нашли муку, сало и коз. Мы зарезали двух коз и зажарили их с мукой, устроив роскошный пир, хотя провели всю ночь, ожидая, пока они будут готовы”.
С того момента, как Вило Акунья попал в засаду, прошло всего лишь двадцать четыре часа.{35}
51. “Выбраться отсюда и найти более подходящие зоны”
2 сентября 1967 года Че узнал из радиопередачи о том, что его арьергард был уничтожен. Он сомневался в правдивости этого известия в течение трех дней, хотя различные радиостанции с каждой новой передачей приводили все большее и большее количество деталей. Потом он долго не упоминал об этом событии, вплоть до своего ежемесячного обзора событий за сентябрь, в котором сделал письменное примечание, как будто все же не хотел поверить в случившееся:
“С другой стороны, некоторые сообщения о погибших кажутся верными; их теперь следует считать ликвидированными, хотя возможно, что отколовшаяся группа заблудилась и избегает контакта с армией, поскольку сообщение о 7 убитых одним махом может быть фальшивкой или по крайней мере преувеличением”.
Когда Че наконец смирился со случившимся, он понял, что должен с остатком своей партизанской группы покинуть район. В первый день перехода, 2 сентября, группа после столкновения с одиноким солдатом продвинулась на северо-запад. В воскресенье, 3 сентября, авангард натолкнулся на дом землевладельца, где размещалось сорок человек солдат. “Возникло беспорядочное столкновение, в ходе которого наши люди убили по крайней мере одного солдата, того, что был с собакой. Солдаты спохватились, окружили их партизан, но после перебранки отступили. Мы не смогли захватить даже рисового зернышка”.
Партизаны продолжили движение, пытаясь выбраться из зоны. Повсюду, где они проходили, им попадались следы или случайные сообщения кампесинос о прохождении армейских подразделений. 4 сентября Че записал как напоминание самому себе: “Помни, что главное не потери противника, а осторожность”.
5 сентября, через пять дней после приема, партизаны сумели расшифровывать сообщение из Гаваны, Оно содержало сделанную для Че сводку результатов конференции Латиноамериканской организации солидарности (ОЛАС), большого совещания латиноамериканского масштаба, проведенного на Кубе для того, чтобы вернуться к предложению о развертывании общеконтинентальной партизанской войны. Большинство встретило с одобрением предложения Че, хотя большая часть присутствовавших промосковских коммунистов возражала (“Боливийская делегация была просто кучей дерьма. Альдо Флорес из БКП принялся выступать как представитель от ФНО. ФНО должен был заявить, что он лжет”). В последнем абзаце сообщения говорилось о том, что доктор Лозано, член боливийской городской сети, обнаружил, что его дом подвергся обыску.