Тюремные дни шли своим чередом. Эрнесто играл в футбол, а по четвергам и воскресеньям к нему приходили посетители. Он с большим удовольствием играл с маленькой Ильдой, пока она не засыпала, рассказывала ее мать, «а затем мог целую вечность смотреть на нее и развлекаться гримасами, которые она строила во сне».
Мать Эрнесто в письме сурово отчитала его. 15 июля он направил ей ответ: «Я не только не являюсь умеренным, но и никогда не попытаюсь стать им». Так что она не могла питать ложных идей по поводу положения, в котором оказался сын. К тому же она теперь знала, что ему не изменило чувство юмора: в том же письме он пояснил, что «пятна на письме — это не кровавые слезы, а томатный сок».
Фидель был освобожден 24 июля. Какие условия были достигнуты в ходе переговоров? Действительно ли помогло вмешательство в события бывшего президента? Двоим товарищам, оставшимся в заложниках, Фидель пообещал, что не начнет экспедицию без них.
Наконец, после пятидесяти семи дней заключения, Че и Ка-ликсто вышли за ворота тюрьмы «Мигеле Шульц». Ходили слухи о том, что кому-то где-то дали огромную взятку. Сам Че сказал Ильде, что они оказались на свободе «благодаря тому, что Фидель уплатил большую сумму денег иммиграционным властям». Фидель кратко и четко сформулировал свое отношение к Мексике: «Происшествие закончено и забыто, и я не хочу, чтобы кубинцы сохранили какую-то обиду на Мексику. Тюрьма и дурное обращение — все это составные части нашего дела борьбы».
Че рассказывал много лет спустя:
«Факт состоит в том, что Фидель, можно сказать, ради дружеских привязанностей, предпринял некоторые шаги, которые поставили под угрозу его революционные устремления. Помню, как я объяснял ему свое положение: я иностранец, незаконно проживающий в Мексике, которому предъявлена куча обвинений. Я сказал ему, что он не должен никоим образом прерывать революционную работу ради моего спасения и что ему следует оставить меня; что я понимаю положение и постараюсь приехать, чтобы принять участие в борьбе, отовсюду, куда бы мексиканские власти ни отправили меня, и что единственное усилие, которое он должен сделать — это добиться, чтобы меня выслали в какую-нибудь близлежащую страну, а не в Аргентину. Я также помню краткий ответ Фиделя: «Я тебя не брошу». И именно так и получилось, поскольку для того, чтобы вытащить нас из мексиканской тюрьмы, пришлось потратить драгоценное время и деньги».
Теперь костяк группы изгнанников, вынужденных еще более строго соблюдать секретность, оставшихся с разгромленной сетью конспиративных квартир и без денег, должен был найти новые жилища и заново организовать обучение. Они отчаянно принялись за организацию мер безопасности, чтобы сохранить оружие, которое удалось спасти, и за работу по восстановлению финансов движения.
Новый лагерь был организован в Мериде, а в Мехико устроили несколько тайников для оружия. Мария Антония взяла на себя ответственность за восстановление сети жилья; ей пришлось заложить свое собственное имущество и одежду, чтобы возместить первоначальные расходы.
В одной из многочисленных поездок по всей стране в поисках мест, подходящих для обучения, Фидель случайно выяснил, что Эль Куате Конде являлся совладельцем разбитой яхты, находившейся поблизости от порта Туспан.
« —Если вы сможете уладить дела с этим судном, я возьму его.
— Эта лодка совершенно бесполезна».
Яхта только наполовину принадлежала Эль Куате, так как он выплатил лишь половину стоимости ее владельцу, некоему американцу по имени Роберт Б. Эриксон. Хотя она несла мексиканский флаг, но называлась «Гранма» (вероятно, в честь бабушки американца'). К сожалению, судно было длиной всего лишь шестьдесят три фута и имело только одну палубу. Фиделю и другим казалось, что она годилась лишь для команды, состоящей из карликов, да и то немногочисленной. Ее два двигателя «Грей» по 250 лошадиных сил каждый, теоретическая вместимость, составлявшая двадцать пассажиров и команду (при этом люди должны были набиться в суденышко, как сельди в бочку), и киль, поврежденный прошлогодним ураганом, красноречиво подтверждали мнение Эль Куате. Эриксон просил за свою долю в лодке 15 000 долларов при условии, что покупатели еще за две тысячи приобретут дом на берегу реки Туспан. Фидель обратился к свергнутому Батистой президенту Кубы Карлосу Прио Сокарра-су, который нашел укрытие в Соединенных Штатах. Он был не слишком высокого мнения об этом человеке, но тогда было не время воротить нос от возможного помощника. Без судна не состоялось бы никакой экспедиции. «Это будет единственный вклад со стороны, который мы приняли», — несколько месяцев спусти сказал Фидель американскому журналисту.
Несколькими днями раньше решили полностью отказаться от идеи вторжения по воздуху, а никакого другого судна на примете не было. Поэтому Эль Куате и Фидель (он назвался братом Конде) купили у Эриксона «Гранму» и немедленно приступили к ее переоборудованию. Они капитально отремонтировали оба дизельных двигателя, что должно было заметно прибавить им мощности, увеличили полезное пространство, демонтировав множество не очень нужных приспособлений, и добавили баки для воды.
После освобождения Эрнесто Гевара провел три дня дома, упаковал вещи и попрощался с женой. Неделей позже он через связного предложил Ильде еще раз встретиться в Куаутле, куда он приехал под именем доктора Эрнесто Гонсалеса. При встрече Ильда спросила его, как он достает деньги. Она была убеждена в том, что он не должен жить за счет движения, несмотря даже на то, что уже с мая он не работал в больнице и не имел никаких доходов.
В то же время начиная с сентября Че был вынужден перейти на нелегальное положение, так как «Министерство внутренних дел совершило серьезную ошибку: поверив в мое джентльменское обещание, оно освободило меня с тем условием, что я в течение десяти дней покину страну». Время от времени он забегал проведать свою дочь, маленькую Ильду, и как-то раз процитировал ей строки из стихотворения Антонио Мачадо, посвященного генералу Листеру, одному из героев гражданской войны в Испании: «Мое слово разносится от холмов до моря / Если бы мое перо обрело мощь твоего пистолета / Я умер бы счастливым». Судя по всему, семимесячной Ильде понравились звонкие стихи Мачадо: когда отец умолк, она расплакалась, прося читать еще.
Шел заключительный этап набора добровольцев. В конце октября из Гаваны возвратился доктор Фаустино Перес. К группе присоединился Камило Сьенфуэгос — портной, обладавший помимо своего профессионального умения множеством других талантов. На ноге у него сохранился шрам от пулевого ранения, полученного во время студенческой демонстрации. Камило жил в США и приехал сразу же, как только до него дошел слух о том, что «в Мексике заваривается что-то серьезное». Следом появился Эфихенио Амейхейрас. Однажды, листая журнал «Боэмия», он нашел там известие о том, что его брат был убит после набега на казармы Монкада. Он был водителем такси в Мехико, куда прибыл из Коста-Рики с фальшивым паспортом. Однако в Мексику собирались не только бойцы, стремившиеся пополнить ряды повстанцев. Появилось множество агентов кубинской военной разведки, которые, помимо всего прочего, усиленно фотографировали прибывавших в аэропорту.
В последние месяцы произошел ряд важных встреч, определивших отношения между повстанцами и группами политической оппозиции на самой Кубе. Встречи проходили в любезной обстановке, но несмотря на настойчивые пожелания представи телей ряда организаций, Фидель отказался изменить свой план или отложить его осуществление.
Первая и, пожалуй, самая важная из этих встреч произошла в начале августа, сразу же после того, как Фидель вышел из тюрьмы. Фидель встретился с Франком Паисом. Этот молодой школьный учитель, один из руководителей революционной организации Восточной Кубы, присоединился к Движению 26 июля уже после того, как Фидель покинул остров. Франк сказал Фиделю, что, по его мнению, лучше отложить вторжение до того времени, когда вновь основанные городские организации окажутся лучше подготовленными и смогут начать восстание одновременно с высадкой десанта. Фидель согласился с этим обоснованным предложением. На обоих собеседников встреча произвела очень сильное впечатление. В лице Франка Фидель нашел городского координатора, который был так нужен движению. Тогда же были выработаны стратегические принципы совместных действий. Одновременно с высадкой должны были начаться городские выступления.