В конце концов участники экспедиции двадцать четвертого ноября собрались в Туспане. Шел дождь. Все они проделали многомильные путешествия на автомобилях или автобусах из Мехико, Веракруса, Халапы и Сьюдад-Виктории, где новобранцы, покинувшие ранчо Абасоло, скрывались по ночлежкам. Из-за организационной неразберихи о маленькой группе под командой Эктора Алдама просто забыли. Они так и не получили приказа на сбор.
«Некоторые, сначала, казалось, желавшие идти, позже отпали под тем или иным предлогом, так что число участников экспедиции оказалось ограниченным. В итоге на борт «Гран-мы» нас поднялось восемьдесят два человека».
Версия Гевары неточна. Претендентов, стремившихся отправиться в плавание на борту «Гранмы», было поначалу гораздо больше, чем восемьдесят два человека. Фидель вспоминал:
«На «Гранме» было восемьдесят два человека; многих желающих мы не могли взять, и им предстояло остаться. Знаете, как мы выбрали их? Исходя в первую очередь, конечно, из имеющегося у человека опыта, практики и т. д., и т. п.; в результате набралось человек пятнадцать примерно одной категории, а затем мы сказали: «Как бы нам взять как можно больше из них оставшихся? И мы выбирали по весу и росту. Самых маленьких из всех наших отрядов оставили под конец, а троих-четверых самых жирных парней вовсе не учитывали. Они не ехали, и не было никакой возможности убедить их в том, что все дело в их размерах».
Кроме «жирных парней», были оставлены и некоторые другие. Педро Мирет, одна из ключевых фигур, находился в Мехико под арестом, ожидая суда. Эль Патохо Фидель отказал потому, что не хотел, чтобы экспедиция стала «иностранным легионом». Эль Куате также не позволили остаться на борту; его участие в финальной части экспедиции было ограничено поездкой по побережью Мексиканского залива до островов Исла Мухерес для страховки на тот случай, если с «Гранмой» случится серьезная авария. Байо не допустили из-за возраста, и никто не мог утешить его. Даже Ванегас вынужден был со слезами на глазах попрощаться с Че.
Маленькая группа выступала в роли комитета по организации проводов. Мельба Эрнандес, Пьедад Солис и Эль Куате смотрели на небольшую яхту, заполненную людьми. Добровольцы спешили на судно, чуть ли не отпихивая друг друга, потому что прошел слух, что не все из них годятся и многим придется остаться на суше. После стольких месяцев ожидания никто не хотел выбыть из игры.
Припасы были размещены под тентом; там же разместился Фидель, взявший на себя вахту в первые несколько часов. В половине второго ночи на 25 ноября загудели два двигателя «Гранмы». Судно с выключенными огнями отошло от импровизированного причала. Северный шторм, «норте», вызвал сильное волнение в Мексиканском заливе, шел непрерывный дождь, и малым судам выход в море был запрещен.
На переполненном судне находились восемьдесят два человека. Они стояли, прижимаясь друг к другу, пытаясь укрыться от холода последней ночи, проводимой на территории Мексики.
Санчес Амая, один из участников экспедиции, сказал: «На палубе было некуда ступить». Они пребывали в смешанном состоянии неловкости, опасения и надежды. И они были «хорошими», не в строго правильном испанском или мексиканском смысле, а в кубинском смысле, то есть, храбрыми и дерзкими. И они были действительно «хороши» в своем намерении свергнуть военную диктатуру руками восьмидесяти двух человек, плохо вооруженных, отправившихся в путь на переполненной хрупкой маленькой лодочке. Два исполненных сомнений года подготовки к невероятному предприятию закончились. В таких случаях принято говорить: «Все в руце божьей».
Впереди их поджидали тридцать пять тысяч вооруженных людей — столько насчитывала приведенная в готовность полиция, не считая тайных агентов. А кроме полиции, была еще армия, оснащенная танками, десятью военными кораблями, пятнадцатью судами береговой охраны и семьюдесятью восемью истребителями и транспортными самолетами.
Ну а пока что «Гранма» танцевала на волнах, смело противостоя всем фуриям северного ветра. Мексика уходила за корму. Со временем Че и его товарищи будут добром поминать эту страну. В памяти у них в первую очередь будут возникать готовность людей прийти на помощь и их улыбки, а не полицейские пытки и взяточничество, долгие прогулки по авениде Инсурхентес и вкусные такое, а не холод и одиночество. Че будет рассказывать о солидарности с ними экс-президента Карденаса, прекрасных пирамидах майя и даже о старой Марии, а не о высоких стенах тюрьмы «Мигеле Шульц».{5}
8. «Гранма» черпает воду.
Яхта двинулась вниз по течению и уже через полчаса вышла из устья реки. Она погрузилась в воду значительно ниже ватерлинии, корма чуть возвышалась над поверхностью, а палуба была сплошь забита кое-как рассевшимися людьми. Много лет спустя Фидель Кастро рассказывал:
«Мы испытывали «Гранму» в спокойных водах и всего с несколькими членами команды |на борту. Никто не подумал толком о том, что, если на лодку погрузить восемьдесят два человека, которые вместе весят несколько тонн, плюс оружие, воду, топливо, продовольствие... это должно сильно перегрузить лодку. Она была не просто перегружена, она чуть ли не тонула. Судно представляло собой жалкую скорлупку, подпрыгивавшую на волнах в Мексиканском заливе».
Это была не единственная проблема экспедиции. Несмотря на все меры по обеспечению безопасности и принятые предосторожности, таинственный и все еще неизвестный осведомитель, внедрившийся в Движение 26 июля, смог отправить первое сообщение. Несмотря на свою неопределенность, оно тем не менее вызвало тревогу у руководства войск диктатуры. Депеша, достигшая высших чинов кубинской армии, гласила: «Лодка с большим количеством людей и оружия вышла сегодня из мексиканского порта».
Рейс только начался, а у доктора Гевары уже появилась работа.
«Мы принялись лихорадочно искать антигистамины для борьбы с морской болезнью, но ничего не нашли. Уже минут через пять после того, как были спеты кубинский национальный гимн и гимн Движения 26 июля, лодка представляла собой смешное и трагическое зрелище. Люди с встревоженными лицами хватались за животы. Некоторые уткнулись головами в ведра, другие в самых причудливых позах неподвижно лежали на палубе в испачканной рвотой одежде. Кроме двух или трех моряков и четырех-пяти из числа остальных, все восемьдесят два человека на борту страдали от морской болезни».
Перед рассветом было принято решение: как можно скорее покинуть мексиканские территориальные воды, чтобы избежать встречи с береговой охраной. Рулевой взял курс на восток, но с трудом выдерживал его из-за ураганного ветра.
Рассвет 26 ноября был облачным, на переполненную палубу яхты обрушивался ливень. Лодка делала 7,2 узла вместо ожидае мых десяти. Ближе к вечеру люди стали страдать от голода сильнее, чем от морской болезни; были открыты мешки с апельсинами, лежавшие на корме. Гевара уговаривал тех, кому было хуже всех от морской болезни, выпить хотя бы немного жидкости. Ему самому было хуже некуда — тяжелый приступ астмы. Хесус Монтане рассказывал: «Экспедиция была вынуждена отправиться в сильной спешке... И Че не удалось собрать медикаменты, необходимые для того, чтобы справляться со своими приступами... Мы были все поражены стоицизмом и самопожертвованием, с которым он переносил страдания. Никто не слышал от него ни единой жалобы. И лишь благодаря тому, что товарищ Фаустино Перес, словно по наитию, захватил с собой несколько ампул адреналина, удалось несколько облегчить Че самые тяжелые мгновения приступа». Мореплаватели плохо представляли себе, где они находятся. Они шли вдоль полуострова Юкатан, держась примерно в сорока милях от побережья, чтобы избежать встречи с мексиканскими властями. По мнению Рене Родригеса, считавшегося кинооператором, «но без камеры и пленки, так как у нас не было денег ни на то, ни на другое», ближайшей точкой кубинского побережья был Пинар-дель-Рио; с ним были согласны еще несколько человек.