— Почему ради меня, мать Седа? Ведь отец мой был человек веселого нрава.
— Нет, моя дорогая, таким его считали другие. Соседние князья даже порицали его за неуместную расточительность. Но владелец Гардмана не был ни мотом, ни гулякой. Он был единственным князем армянской земли, который наряду со скромностью, умеренностью и смелостью любил и ценил знание. В своем княжестве он основывал школы, приглашал учителей, и в монастырях Гардмана процветала наука. Все это тебе хорошо известно.
— Конечно.
— Вместе с тем он был и большим хлебосолом. Его часто посещали арцахские, сюнийские, васпураканские и многие другие именитые князья и даже члены царской семьи. Разве мог владелец Гардмана отказать им в подобающем приеме? Тем более что многие из них посещали Гардман с тайной целью добиться права называться женихом его прекрасной дочери. Родители об этом тебе ничего не говорили, но все праздники, турниры и скачки устраивались для того, чтобы ты имела возможность выбрать среди соперничавших между собой князей милого сердцу и достойного твоей любви жениха. Отец твой не хотел отдавать предпочтения никому из тех, кто просил твоей руки. Все они были храбрые, красивые, богатые и доблестные князья. Принимая одного и отказывая другому, он мог возбудить зависть и вражду между ними. Он видел, что большая часть гибельных распрей в нашей стране происходила от подобных причин. Вот почему он всем говорил: «Моя Саакануйш станет невестой того князя, которого она сама выберет». Этому условию безропотно покорились все. Но если ты помнишь, ты не выбрала ни сюнийского князя Смбата, ни государева брата Гургена Арцруни, ни храброго Ашота Андзевского, ни владетельного князя могцев Григора и никого из сепухов[6] из рода агванцев.
— Да, помню, никто из них не пришелся мне по сердцу. О, как я жестоко наказана за свою гордость…
— Царица, если ты волнуешься, прикажи мне замолчать.
— Нет, Седа, говори, но не начинай так издалека.
— Так надо, дорогая госпожа, лучше рассказать все по порядку, чем торопиться и не упомянуть о главном.
— Ты, верно, хочешь, чтобы я заснула, не дослушав главного? — улыбнулась царица.
— Нет, я… все расскажу, — произнесла Седа, улыбаясь через силу.
— Поняла, поняла твою хитрость. Добрая женщина, как ты заботишься обо мне!.. Но все равно я не буду спать в эту ночь, а поэтому расскажи все, что знаешь. Я жду.
— Итак, милая царица, ты отказала всем женихам и этим повергла нас в печаль. Мать твоя была недовольна тем, что князь предоставил тебе право выбора. Да и я, что греха таить, была согласна с княгиней. Но отец твой качал головой и говорил: «Моя Саануйш выберет себе достойного жениха. Ее супруг, вероятно, будет иметь титул выше княжеского».
— Несчастный! Он предвидел мою судьбу… Но если бы он мог также предугадать, что этот жених, имеющий титул выше княжеского, принесет ему, моему бедному отцу, такое несчастье…
— Прекратим беседу. Как бы я осторожно ни говорила, я взволную тебя. Ты не можешь слушать спокойно. Хочешь, я расскажу тебе об умерщвленных мучениках Давиде и Гургене, князьях Гнуни? О, какая это потрясающая и вдохновенная повесть… Это произошло в Двине, восемь лет тому назад, по приказанию Юсуфа, этого исчадия ада.
— Продолжай, Седа! У меня нет желания слушать рассказы об убийствах. Продолжай, я буду молчать.
— Хорошо, посмотрим… Итак, пророчество князя сбылось. Помню, как сегодня. Счастливые то были дни… и вот они прошли. Но что не проходит в этом мире? «Суета сует и всяческая суета», — сказал Соломон.
— Как ты медленно рассказываешь, Седа!
— Сейчас, сейчас, моя повелительница, больше не буду медлить, — сказала Седа, тоже улыбаясь. — Но не томись, если я начинаю издалека. Что делать? Не могу забыть этих памятных событий.
— Говори, мне не скучно.
— Да, когда царя Смбата распяли перед Двином… какие тяжкие дни нам пришлось пережить, даже вспомнить страшно… Тогда царевич Ашот находился еще в Утике.
— Опять Утик? Ах, Седа, не произноси этого названия, я не хочу его слышать…