Наконец противники встретились и ринулись друг на друга. Засверкали мечи и копья, яростные удары посыпались со всех сторон. Нападение было таким стремительным и удар столь мощным, что ряды и тех и других сейчас же расстроились. Ванандцы отделились от сюнийцев, а сюнийцы друг от друга. Арабы тоже не могли сохранить своего строя. Часть армян отбросила назад правое крыло арабов, а те в свою очередь оттеснили левое крыло армян. Таким образом, бой завязался в нескольких пунктах. Это было выгодно армянам; они получили свободу действий. Но востикан, следивший с минарета за боем, заметив сопротивление армян, послал на подмогу Беширу новые отряды. Армяне, приняв на себя новый натиск, стали отступать. Каждый отряд был окружен целым полком арабов. Момент был критический. Князь Бабкен, яростно бившийся с врагами, отступил на несколько шагов и, посмотрев на Двинский собор, проникновенным голосом воскликнул:
— Неужели ты, о крест Просветителя, допустишь наше поражение и пошлешь победу мерзкому врагу, который надругается над твоей святыней? Покажи, о четырехкрылый, что мы не напрасно надеялись на тебя и что всемогуща твоя десница!..
Сказав это, он с обнаженным мечом помчался навстречу наступавшему врагу и с необыкновенным мужеством стал защищать слабеющее крыло отряда своих воинов. Но геройские усилия князя и его воинов не могли принести победу над арабскими полками, которые все пополнялись. В некоторых местах армяне стали поддаваться. Еще немного, и арабы протрубили бы победу… Но в этот момент послышались громовые крики армянских воинов, и сепух Ваграм с мечом в руке молнией врезался в ряды арабов. За ним следовали гугарские, басенские и ширакские храбрецы. Как ураганный вихрь, налетели они на врага и стали беспощадно рубить, крошить и топтать копытами коней.
Князь Бабкен остолбенел: откуда вырос вдруг сепух? Где укрывалось его войско?
Движущаяся по западной дороге Двина конница, на которую с надеждой смотрел востикан и которая внушала тревогу Бабкену, оказалась войском сепуха Ваграма. По приказу царя, он поспешил на помощь князю Бабкену. Сепух, избегая арабских сторожевых отрядов, обогнул Двинскую долину и, проехав лес Хосров, вступил на Каринскую дорогу.
Появление сепуха с его войском изменило картину боя. Арабы растерялись, а ободренные сюнийцы и ванандцы стали еще яростнее биться с противником. Снова закипел бой, вновь столкнулись отряды. Тысячи мечей сверкали и рубили, копья вонзались, дробили шлемы, рвали латы, ломали щиты… От криков победителей, стонов раненых, лязга оружия гремели воздух и равнина.
Звезда победы явно была на стороне армян. Арабы при виде новых отрядов смешались и стали отходить. Бешир, чтобы спасти остальную часть армии, приказал трубить сигнал к отступлению. Но арабы, услыхав звуки труб, вместо того чтобы отступать шаг за шагом, бросились бежать в Двин.
Армяне кинулись за ними и стали рубить беспощадно. Вскоре ворота Двина открылись и приняли беглецов.
При виде этого у сепуха возникла дерзкая мысль ворваться в город вслед за арабами. Но более дальновидный князь Бабкен запретил ему, говоря, что в городе войско может подвергнуться опасности.
Они удовлетворились одержанной победой и, собрав войска, вернулись в долину.
К вечеру прибыл царь с Геворгом Марзпетуни, союзными князьями и царской армией.
Войска, по распоряжению спарапета, окружили город со всех сторон.
Увидя двинский ров еще сухим и услыхав о сражении с арабами и одержанной победе, царь в знак благодарности расцеловал князя Бабкена и сепуха Ваграма. Затем он приказал с особой пышностью осветить в эту ночь лагерь.
В старом двинском лесу были вырублены сотни тополей и кедров. Воины сложили огромные костры в лагере и вокруг городских стен.
С наступлением темноты эти гигантские костры зажглись, и Двин при их свете превратился в сказочный город. Сотни огненных языков взвились в воздух, осветив окрестности, стены и башни столицы ярким заревом. Издали можно было подумать, что весь город горит. Высокие дворцы с колоннами, купола церквей с блестящими крестами, высокие минареты мечети и дворца востикана с золотыми полумесяцами вспыхивали во мраке ночи то ярким пламенем, то шафранным отсветом, придавая городу тревожный и таинственный вид.
А с высот Двина открывалась иная картина. Царская армия, окружившая город, грозная при дневном свете, в ночной тьме казалась еще страшнее. Пламя костров увеличивало вдвое и втрое количество войск; крики ликования пляшущих вокруг костров воинов и звуки победных песен сотрясали воздух, наполняя тревогой сердца осажденных арабов.