Особенно строг был князь Геворг. Он требовал, чтобы его Гор, прежде чем жениться, стал воином, слугой отечества и человеком чести. Поэтому, помимо сурового воспитания, которое он дал сыну, князь заставлял его выполнять службу простого воина. Гор мужественно и без ропота подчинялся всем указаниям отца, как повелению бога. Поэтому он никогда не сидел без дела. Но все же это не помешало юным сердцам сблизиться и убедиться в том, что они созданы друг для друга.
Давно уже их взгляды перестали быть невинными, давно уже в них сверкали искры любви, которые жгли и палили их сердца. Впрочем, во дворце этого не замечали еще. Но когда благодаря злосчастным обстоятельствам царская семья переехала в Гарни, а князь Геворг отправился в У тик, для юной четы настали счастливые дни. Оба они жили сейчас в замке. Несмотря на то что Гор большую часть дня проводил вне крепости, он находил время для посещения дворца. Он часто, без достаточной к тому причины, бывал у царицы или у сюнийской княгини, надеясь встретить там Шаандухт, а когда ему это не удавалось, огорчался. Царица видела эти тайные переживания и молча забавлялась. Иногда она шутя напоминала юноше о Шаандухт. Гор краснел и опускал голову, как стыдливая девушка. Он не осмеливался открыто признаться в своих чувствах.
Вот почему царица так изумилась, когда, дойдя до площадки, узнала голоса Гора и Шаандухт.
О чем беседовали влюбленные?
— У меня подкашивались ноги, когда я шла сюда, — говорила Шаандухт. — Я никогда так не боялась.
— Почему? Разве ты совершила преступление?
— Конечно. Всякое дело, которое совершается тайно, — преступление. Я хотела пройти мимо террасы так, чтобы царица-мать не заметила меня.
— Царица? Разве она в летнем дворце?
— Да. Она сидела на скамье грустная и задумчивая. Почему она так грустит, Гор? Сердце мое сжимается каждый раз, когда я ее вижу.
— Сам не знаю. Говорят, у нее какое-то горе, но его скрывают от нас.
— Никто не скрывает. Что может быть ужаснее, чем слепота отца и брата, смерть несчастной матери…
— Конечно, нет ничего тяжелее.
— И быть может, это — самое ужасное…
«О, как невинны, как счастливы вы, дорогие дети! Только бы вам не знать никогда такого горя…» — прошептала царица, прижимая руку к сердцу.
— Сердце мое ликует, когда вижу тебя, — продолжал Гор. — Самая большая слава не может сравниться с той радостью, какую я испытываю в эту минуту. Но если ты так волнуешься, я готов отказаться от этой встречи.
— Отказаться? Но разве я могу? Разве у меня хватит терпения? С того дня, как ты стал работать в ущельях, я почти не вижу тебя. Ты рано утром уходишь из замка и возвращаешься только вечером. Когда же и где мне видеть тебя? Каждый день я поднимаюсь на башню замка и, стоя там, часами смотрю вниз на ущелье, где ты работаешь вместе с воинами. Я напрягаю зрение, стараюсь увидеть тебя, но еле различаю перо и серебряное украшение на твоем шлеме, которое блестит на солнце. О, как мне хочется в эти минуты стать птицей и полететь к тебе, чтобы только посмотреть на тебя… отереть рукой твой разгоряченный лоб… Но к тебе летит лишь моя душа, а я остаюсь, запертая в башне, как птичка в клетке… Тяжело, Гор… Говори, почему ты замолчал?
— Говори ты, моя прекрасная Шаандухт, говори только ты! Твой голос приятнее журчания ручья, приятнее, чем утренняя соловьиная песня…
— Я больше не в силах была терпеть. Это очень мучительно, потому и решилась на этот смелый шаг… Прости меня, Гор, если я поступила слишком смело. Ты не знаешь, как много я выстрадала…
— Простить? Разве любить — это преступление? Ты послушалась своего сердца.
— Вот уже несколько дней я вижу, что, возвращаясь из ущелья, ты поднимаешься на скалы и через эту площадку проходишь к нашей башне. В это время я уже бываю в опочивальне и смотрю сквозь узкое окно на тебя.
— И видишь, как я, подняв голову, замедляю шаг…
— Но, к сожалению, окна замка так узки, что высунуть голову невозможно; вот почему у меня возникла дерзкая мысль — дождаться тебя здесь.
— А прислуга?
— Меня никто не видел. Я спустилась по потайной лестнице.
— И пришла сюда одна? О, как ты добра!.. Как я тебя люблю!..
Сказав это, Гор хотел привлечь к себе Шаандухт, но она взяла юношу за обе руки и, нежно отведя их, сказала:
— Нет, мой дорогой. Знатные юноши не так защищают любимых девушек…
— Шаандухт!..
— Мы одни, и ты должен меня защитить от себя.
— О, как ты строга и сурова!
— Я пришла сказать тебе одно только слово, в присутствии других я не смею об этом говорить… И сразу должна вернуться.
— Ах, как бы я хотел, чтобы на твоем пути выросли сейчас горы!
— Одно только слово… Я пришла попросить, чтобы ты перед закатом солнца возвращался домой на час раньше и я могла каждый день с балкона посылать тебе привет.
— И всего лишь?
— Да… до тех пор, пока ты не закончишь свои работы и не вернешься в замок.
— О, они никогда не кончатся, пока Шаандухт в крепости Гарни.
— Не понимаю.
— Я трепещу за тебя, за твою безопасность.
— Так же, как и за всех тех, кто находится сейчас в крепости.
— Нет! О других я думаю иначе, чем о тебе… Да что тут говорить…
— Говори!..
— Моя бесценная княжна! Если вражеские полчища, окружив Гарни, не найдут ни одного выступа, чтоб взобраться на скалы, если под их лестницами и деревянными башнями разверзнется земля, если на врага польются огненные потоки смолы, если арабы месяцами будут осаждать нашу крепость и все же не смогут ее взять, — знай… Гарни стал непобедимым благодаря сюнийской княжне. И многие здесь будут обязаны своей жизнью моей невесте…
— Что это значит, Гор? Я тебя не понимаю.
— Пока ты в Гарни, у Гора нет покоя. Эти могучие горы кажутся мне рыхлыми, выстроенные Трдатом мощные стены — хрупкими, наши глубокие ущелья — долинами, доступными каждому. Количество крепостных войск мне представляется ничтожным, храбрость воинов недостаточной, начальник крепости — бездеятельным. Вот почему я не имею покоя ни днем, ни ночью, работаю сам и заставляю трудиться других. Мысль, что Шаандухт находится в Гарни и что надо защитить ее драгоценную жизнь, наполняет меня мужеством. Когда я на рассвете выхожу из крепости, я чувствую в себе какую-то непобедимую силу, неиссякаемую энергию. Я прихожу к месту работ гораздо раньше остальных. Проверяю, исследую все лазейки, которыми может воспользоваться враг, и стараюсь превратить каждую из них в рвы и пропасти. Мне хочется вдвойне укрепить стены Гарни, еще выше поднять бастионы и башни, чтобы сделать их совсем недосягаемыми. Если ты обойдешь нашу крепость и сторожевые посты, то увидишь, как много сделано для их укрепления. И все это для тебя, моя бесценная, моя прекрасная Шаандухт!
Сказав это, юноша взял руку любимой девушки и с благоговением прижал к своим устам.
Она не противилась.
«Только для тебя… бесценная Шаандухт». О, как вы счастливы… — прошептала царица, и слезы покатились по ее бледному лицу.
— Но почему только для меня? Ведь в замке живет царица, наши матери, другие княгини и княжны. Наконец, в Гарни так много народу… — заметила княжна улыбаясь.
— Да, жизнь их всех мне дорога. Даже последняя крестьянка, как родная сестра, имеет право на мою защиту, но никто не может вложить в мою душу той силы, которая делает меня непобедимым. Это то, что превращает простого смертного в героя, а воина в богатыря. Для моей царицы я могу быть самоотверженным подданным, для родины — бесстрашным воином. Но для тебя… не знаю, как назвать себя… Для тебя я не пожертвую собой. Нет, конечно, пожертвую, даже душу предам геенне, если это надо… Но я не могу умереть, потому что должен жить, чтобы защищать и оберегать тебя. Мне кажется, что даже полчища арабов не могут вырвать тебя из моих объятий. Когда я думаю, что Шаандухт здесь, в Гарни, и что она надеется на мою защиту, — львиная сила рождается в моем сердце. Мне кажется, я разрушу все препятствия, раскрошу скалы и утесы, если осмелятся запретить мне защищать тебя. Да, я хочу жить только для тебя и люблю всех только ради тебя.