Ярости военачальника арабов не было границ. Верхом на коне, с мечом в руке, он метался из стороны в сторону, грозными криками ободряя воинов. Он приводил в пример армян, пытаясь поднять боевой дух своего войска. Но все было тщетно. Стрелы и огонь нанесли войску арабов огромный урон. Многие в страхе бежали. Угрозы и приказания начальника не возымели действия.
Наконец после нескольких часов отчаянного боя Бешир приказал войску отступить и вернуться в лагерь. Так и сделали. Вслед понеслись радостные возгласы и насмешки бюраканцев. В эту ночь вражеский лагерь был в трауре. Между тем Бюракан, освещенный факелами и светильниками, праздновал победу.
Два дня враг не наступал и готовился к новым боям. В последующие дни он пробовал несколько раз наступать, но каждый раз с большими потерями отходил назад. Так прошло семь дней. На восьмой день Бешир уже собирался снять осаду, как вдруг неожиданный случай повернул колесо судьбы.
Двое воинов из отряда отшельника, находившиеся в карауле, заспорили со стражами патриарших покоев. Спор перешел в драку. Бюраканцы побили караульных. Тогда, не слушая просьб и увещеваний своего начальника, пострадавшие пошли в замок, чтоб пожаловаться католикосу. Епископ Саак встретил их и постарался успокоить. Но воины остались непреклонны. Они хотели видеть католикоса. В конце концов епископ вынужден был сказать им, что католикос уехал из Бюракана. Воины застыли на месте.
— Как?! Значит, мы защищали не его святейшество, а каких-то жалких бюраканцев? — возмутились они и, не слушая увещеваний, вернулись на свои посты.
В тот же вечер они задумали черное дело.
— Католикос бежал в Багаран, оставив народ во власти врага. Правое ли это дело? — спросил один из воинов у другого.
— Конечно нет.
— Ради чего же мы подвергаем себя смертельной опасности? Бешир рано или поздно возьмет Бюракан и всех нас предаст мечу. Если католикос, отец и защитник народа, бросает паству и спасается бегством, почему мы не можем последовать его примеру? Кто будет содержать наших жен и детей, если нас убьют?
— Что же нам делать? Бежать? — спросил его товарищ.
— Мы можем отомстить тем, кто нас обидел. Этой ночью я пойду к Беширу.
— И что же?
— Поговорю с ним. Если он согласится дать нам по сотне золотых и по сто нив земли в области Востан, мы сдадим ему крепость.
Глаза второго загорелись радостью. Несчастие братьев не тронуло сердце предателя.
Так они и сделали.
Поздней ночью арабская труба зазвучала в крепости.
Крепость отдыхала, не подозревая, что побежденный противник осмелится подойти вновь. Вдруг послышались отовсюду шум и крики. Арабы начали резню. Несмотря на то что армяне сейчас же бросились к оружию, несмотря на то что диакон Теодорос и отшельник Соломон с мечами в руках выступили вперед, ободряя воинов, все же их сопротивление не сломило врага, который все прибывал и прибывал. Большие крепостные ворота были открыты. Отряд за отрядом входил в крепость.
Прошло несколько часов… Крепость была залита кровью. Улицы и дома были завалены трупами. Почти все, кто был в крепости, были умерщвлены, хотя каждый армянский воин перед смертью убивал нескольких арабов.
В тот миг, когда опьяненные кровью злодеи ворвались в церковь, епископ Саак служил молебен. Его окружали старые монахи, беззащитные женщины и дряхлые старики. Молитвы и мольбы, плач и вопли, смешавшись воедино, сотрясали храм. Арабы окружили их с обнаженными саблями в руках.
Однако ни блеск мечей, ни угрозы палачей не испугали молящихся мучеников. Казалось, они к этому были готовы. Часть народа выбежала из церкви, другая осталась на месте. Озверелые арабы вытащили из церкви епископа и монахов и поставили перед Беширом.
— Где католикос? — спросил тот.
— Уехал в Багаран, — последовал ответ.
— Значит, он и на этот раз ускользнул из моих рук? — крикнул Бешир и заскрежетал зубами: — Ничего, мы и в Багаран пойдем, а пока за него поплатитесь вы.
Сказав это, он приказал воинам раздеть пленных и, предав их тяжелым пыткам и позорным оскорблениям, умертвить. Воины исполнили приказ Бешира. Первым принял смерть епископ Саак, а затем и остальные монахи.
В этот день, 17 апреля 924 года, были замучены и умерщвлены все монахи, которые, противясь отъезду католикоса, остались в Бюракане. В их числе были: монах Мовсес, священники Давид и Мовсес, их брат воин Саркис и отшельник Соломон.
Бешир, разрушив Бюракан, с большой добычей и многочисленными пленными вернулся в Двин.
Представив востикану двух армян-предателей, военачальник попросил Нсыра вознаградить их.
И Нсыр по достоинству оценил услуги презренных.
— Наградой вам будет то, что получают все предатели. Раз вы изменили своей родине и единоверцам, вы измените и нам. — И Нсыр приказал палачам немедленно отрубить им головы.
5. Решение героя
Прошло несколько дней, как Геворг Марзпетуни и сепух Ваграм вернулись в Гарни. Их миссия, как нам известно, кончилась безрезультатно. Ни царский брат Абас, ни спарапет Ашот, ни Гагик Арцруни не захотели вступить в союз с царем. Агдзинские и могские владетели, следуя их примеру, тоже отказались от союза.
Что было делать дальше?
Князь Марзпетуни размышлял об этом, когда пришла весть, что Бешир взял Бюракан и истребил всех жителей.
Это известие подействовало на князя удручающе.
«Итак, разорение страны уже началось, и мы ничем не можем помочь».
Грустный и задумчивый, ходил он по одной из отдаленных комнат замка. Он думал о своих трудах и неустанных стараниях объединить вокруг престола все силы для освобождения родины от чужеземного ига… Вспомнил перенесенные неудачи, и отчаяние овладело им…
До сих пор это чувство было незнакомо князю. Он всегда верил словам Христа, который говорил: «Просите, и дано будет вам…, стучите, и отворят вам», хотя все время просил и ничего не получил, стучал во все двери, и никто не открывал ему…
«Сам бог, наверно, хочет, чтобы наш народ погиб и память о нем стерлась с лица земли. Вот причина, почему он ожесточил сердца князей, ввел в заблуждение царя и довел до отчаяния царицу… Так умоем руки и предоставим все воле судьбы, забьемся в угол и будем смотреть, как бог наказывает наш несчастный и многострадальный народ…»
Князь был занят этими мыслями, когда вошедший сепух доложил ему:
— Воин из Сюника привез нам грустное известие.
— Было бы удивительно, если бы он привез радостную весть, — ответил князь, грустно улыбаясь. — Что же говорит воин?
— Государь из Какаваберда переехал на Севан.
— На Севан? — удивился князь.
— Да, на Севан, и решил оттуда больше не выезжать.
— А царица?
— Она с государем.
Князь молча ходил по комнате. Лицо его выражало волнение и беспокойство. Неожиданно остановившись посреди комнаты и пристально посмотрев на сепуха, он спросил:
— Ваграм, что ты намерен делать?
Сепух только пожал плечами.
— Что ты намерен делать? Отвечай, — повторил князь.
— Если бы мы имели войско и могли рассчитывать на поддержку князей…
— Войска у нас нет, и князья к нам не присоединятся. Это уже известно. Что ты еще скажешь?
— Что же мне сказать? Мы одиноки. Одна рука не может хлопать в ладоши, один цветок не делает весны.
Князь положил руку на меч и, выпрямившись, посмотрел на сепуха.
— Больше тебе нечего добавить? — спросил он.
— Нет, — ответил сепух.
— А я скажу, что на этот раз одна рука захлопает в ладоши и один цветок принесет весну.
Сепух улыбнулся.
— Это невозможно, князь.
— Нет ничего невозможного, если есть твердая воля и самоотверженность.
— Мы сделали все и, однако, ничего не добились.
— Вдвоем, да, мы сделали все. Но я, князь Марзпетуни, сделал еще не все. Мне еще надо выполнить свой последний долг.
— Что ты хочешь сделать?
— Об этом я завтра объявлю всенародно, перед крепостными войсками и знатью Гарни.
Сепух, зная характер князя, не стал допытываться и с нетерпением ждал следующего дня.