— Если твое смелое начинание увенчается успехом, это право останется за тобой, — сказал царь. — Но что могут сделать двадцать человек перед грозной вражеской силой?
Каждый из моих двадцати воинов может поразить двадцать арабов. Если мы не сможем воевать с большим войском, мы будем разбивать отдельные отряды и постепенно ослаблять врага.
— Немного пользы принесешь ты этим родине!
— Всякое большое дело начинается с малого.
— Итак, ты надеешься в конце концов победить?
— Или победить, или погибнуть. Я не могу сидеть в крепости и заботиться только о своей безопасности, когда царь, оставя столицу, монашествует на Севане, католикос, потеряв свой престол, странствует по стране, а народ тысячами гибнет от рук ненасытного врага… Зачем мне жить, если мои братья умирают? Чтобы оплакивать их потерю? Это достойно женщины; но мужчина, чья рука еще может держать меч, чей голос может греметь в поле…
Царь был взволнован, ему хотелось обнять и расцеловать храбреца и сказать: «Как счастлив ты, князь Геворг, что можешь воевать как простой воин за свою родину. А я лишен даже этого утешения…»
— Зачем же ты приехал на Севан? — спросил царь, сдерживая волнение.
— Хочу перед походом получить разрешение и благословение государя.
— Мой храбрый и верный князь! Ты даже славу не хочешь стяжать без благословения своего государя. Ты был достойным моим соратником, а я, увы… недостойным царем…
— Не говори этого, государь. Судьба может запереть льва в клетку, но она не в силах разбить его сердце и мощь. Живи здесь, пока твой слуга не отрубит рук, выковавших эту клетку.
— Мой храбрый, мой благородный князь, эту клетку выковали… — Он хотел сказать: «Такие руки, что, отрубив их, ты причинил бы мне вечное горе». Но он прервал свою речь и быстро встал с места. — Где твои храбрецы? Пойдем к ним. Такие герои достойны, чтобы царь сам пошел им навстречу. — Сказав это, он вышел из комнаты.
Князь последовал за ним. Привратник по другой дороге побежал к подворью, чтобы сообщить отряду о приходе царя. По приказу сепуха Ваграма дружинники сейчас же выстроились на поляне, осененной деревьями.
Царь и князь спускались с холма. Когда они подошли к храму богородицы и свернули к поляне, воины обета в один голос крикнули: «Да здравствует царь!»
Этот возглас потряс царя. Как давно он не звучал в его ушах, как давно ничто не напоминало ему, что он армянский царь, глава армянских князей, что в этой стране есть еще люди, которые ему верны и которыми он может повелевать…
Монашеское окружение, повседневные церковные службы — он почти всегда присутствовал на них, — однообразная и мирная жизнь острова и тяжелые печали заставили его забыть обо всем, убили в нем все живое. Ему казалось, что весь мир дремлет, как Севан, что смерть распростерла свои крылья над всей Арменией.
Возглас воинов обета вывел его из оцепенения. Живительная дрожь пробежала по его телу. Душа и сердце наполнились чувством гордости. Вместе с царем на острове находилось около ста воинов, опытных, храбрых солдат, но все они, оставаясь без дела и посещая церковные службы, забросили свое оружие. Он видел их каждый день сидящими перед кельями или бродящими по берегу с сетями в руках. Это не возмущало его и казалось естественным. Но когда перед ним предстал вооруженный отряд воинов, готовый к бою, он словно ожил. Ускорив шаг, царь подошел к воинам.
— Здравствуйте, мои храбрецы! — воскликнул он, и отряд снова загремел:
— Да здравствует царь!
Сепух Ваграм, выступив вперед, снял шлем и низко поклонился. Царь протянул руку, тепло приветствуя его. За сепухом последовал начальник крепости Мушег, к которому царь тоже обратился с милостивым словом. Шагнул вперед и князь Гор. Царь, увидя его, воскликнул:
— И ты здесь, мой дорогой Гор? И ты в отряде самоотверженных смельчаков? — С этими словами царь раскрыл объятия и сердечно расцеловал юношу.
— Кому же ты поручил защиту своей невесты, Гор? — улыбаясь, спросил царь.
— Ее собственному бесстрашию, — ответил, краснея, юноша.
— Да, отец твой мне все рассказал. Ее защите поручен Гарни. Сюнийская княжна достойна этой чести. Когда мужчины сражаются в поле, женщины должны защищать крепости. Мне горько, что армянская земля дала только двадцать воинов, но мне радостно, что к этим двадцати храбрецам примкнула одна женщина, и она — моя приемная дочь и невеста Гора. Будь достоин своей невесты, мой храбрец! — Сказав это, царь подошел к остальным, со всеми поговорил, всех обласкал, а затем, обратившись к Марзпетупи, предложил ему взять половину воинов, находившихся на Севане.
Князь отказался от предложения царя, не желая уменьшать число его телохранителей.
— Мы можем отойти в минуту опасности, — сказал он. — Но царю уходить некуда. Я не могу взять ни одного воина.
Царь воздал должное заботливости своего соратника и друга. Обращаясь к нему и к сепуху Ваграму, он сказал:
— Князья опозорили и покинули меня. Поэтому я приехал на Севан как добровольный пленник. Если ваше начинание увенчается успехом и вы сможете стереть пятно, которое наложили на наше знамя вероломные князья, я выйду из моего заточения и поведу вас в победоносный поход. С этого дня я передаю свое знамя вашему отряду. Пусть оно воодушевляет вас и напоминает, что царь живет узником на Севане…
Сказав это, царь приказал телохранителям принести знамя.
Воцарилось глубокое молчание. Воины с благоговением ждали возвращения телохранителей.
Когда показалось знамя, все сняли шлемы и вновь воскликнули: «Да здравствует царь!»
Царь принял знамя из рук воинов и, передавая его Марзпетупи, сказал:
— Вместе с этим знаменем я даю тебе право действовать от моего имени. Пусть это знамя напоминает о том, что я незримо присутствую в твоем отряде.
Затем все воины были приглашены к царскому столу.
На следующий день отряд уехал, увозя с собой царское знамя, благословение царя, царицы и всего духовенства.
В Цамакаберде воины обета сели на лошадей и двинулись по направлению к Араратской долине. Их целью было разбивать отдельные отряды Бешира, которые разоряли беззащитные деревни и села. Взятие Бюракана придало арабам смелость и разожгло их страсти. Они бесчинствовали, твердо уверенные в том, что армянские князья не выйдут из своих замков и не будут подвергать опасности свою жизнь ради спасения жизни и имущества крестьян.
Едва только отряд князя миновал реку Раздан, как навстречу им попалась большая толпа беженцев.
— Откуда вы и куда? — спросил их князь.
— Из крепости Гех, господин, — ответил рослый предводитель. — Идем укрыться в Сюнийских горах.
— Одни направляются в Гех, а другие бегут оттуда? Что случилось? Кто угрожает крепости?
— Бешир, господин мой.
— Кто сказал вам?
— Из Двина нас известил надзиратель патриарших покоев.
— Почему же вы бежите? Крепость Гех достаточно сильна.
— Сильна, но в ней нет войска.
— Если все разбегутся, войска у вас, конечно, не будет. Немедленно возвращайтесь, иначе я вас всех предам мечу!
Предводитель посмотрел на своих товарищей. Женщины, приоткрыв покрывала, не сводили с князя глаз. Дети испуганно прижимались к матерям.
— Возвращайтесь! — повторил князь. — Ваше место на стенах Геха.
Беженцы стали умолять князя разрешить им продолжать свой путь, но Марзпетуни был непреклонен.
— Господин, ты предаешь нас Беширу. Через несколько дней он возьмет крепость, — сказала какая-то старуха.
— Я не допущу, мать, чтобы Бешир дошел до Геха. Но если тебе суждено умереть, то лучше умереть в своем доме, чем на чужбине.
— Я беспокоюсь не за себя, а за молодых.
— Молодые защитят себя сами.
Князь приказал предводителю беглецов повернуть назад и, обращаясь к своему отряду, сказал: