Кроу подумал об этом и где-то в глубине снова шевельнулась противная мысль, которой он старательно избегал, что ему как раз и недостает той убежденности в собственном превосходстве и неоспоримости права поступать по-своему, которой наделен Хьюго. Взгляд Кроу, обращенный к «вернейшему, незаменимому и пожизненному», как было написано в завещании отца, «помощнику и другу семьи», выразил сложные чувства. Промелькнули, быстро сменяя друг друга, восхищение, зависть, тревога, брезгливость, сомнение… Видимо сосредоточившись на последнем, Кроу нахмурился и поспешил отвернуться.
Лопес украдкой переводил настороженный взгляд с лица босса на выраставшую над причалом массивную фигуру Одноглазого.
Прозвище Одноглазый давно и прочно прилипло к Хьюго, после того как девочка-индеанка в одном из борделей Манауса выколола ему левый глаз шипом драцены. Именно поэтому Хьюго постоянно носил большие темные очки в черепаховой оправе, инкрустированной золотом.
Заметив, что босс отвернулся, Лопес поспешил приветствовать Хьюго еще более униженно, чем самого Кроу.
Хьюго поставил ногу в высоком шнурованном башмаке на доску причала, надавил, пробуя прочность дерева и, не обращая внимания на подскочившего Лопеса, отвернулся с коротким распоряжением кому-то внизу, в катере.
Лопес протянул руку, чтобы помочь Одноглазому перейти на причал, но Хьюго, не поворачивая головы, пробормотал «пшел» и переступил на причал второй ногой. Доски заскрипели и прогнулись под его тяжестью. Кроу с опаской глянул вниз на темную, медленно струящуюся воду Утаяли, оглянулся на Хьюго, предупредил:
— Подождите-ка там… Я сначала сойду.
Когда, сопровождаемый Лопесом, он преодолел двадцатиметровый дощатый настил причала, Хьюго Одноглазый подал знак кивком головы, и на причале один за другим появились шестеро в полувоенной тропической униформе, с пистолетами у пояса и автоматами на груди. Они рысцой сбежали на берег, и за ними неторопливо проследовал Хьюго, тяжело ступая большими шнурованными башмаками на толстой подошве.
Кроу уже сидел в плетеном кресле у стола под легким полотняным тентом. Стол был заставлен бутылками и разноцветными китайскими термосами. Лопес осторожно наливал в высокий хрустальный бокал прозрачную зеленоватую жидкость. Кроу призывно махнул рукой. Хьюго подошел, присел на свободное кресло с другой стороны стола. Лопес поставил хрустальный бокал перед Кроу и протянул Одноглазому бутылку с зеленой жидкостью. Тот мельком глянул на этикетку и отрицательно качнул головой.
— Напрасно, — заметил Кроу, сделав глоток из хрустального бокала, — божественная штука. Особенно в такую жару.
Он снял свой белый пробковый шлем и принялся вытирать платком лоб и шею.
— Джин с тоником, два к одному, Лопес, — объявил Одноглазый и, скрестив на груди мощные руки, откинулся в кресле.
— И это напрасно, — процедил Кроу, потягивая из своего бокала, — не понимаю, неужели вам не жарко, Хьюго?
— Жарко, — последовал ответ, — что из того?
— По обыкновению выпендриваетесь, хотя тут ни к чему. Хьюго презрительно усмехнулся и пробормотал что-то неразборчивое.
— Не понимаю по-немецки, уже не раз говорил вам, — наставительно заметил Кроу.
— Это не немецкий… У вас нет никаких способностей к языкам, — проворчал Хьюго в промежутке между большими глотками джина. — Вы и по-португальски едва говорите, — продолжал он после краткого молчания, — а, между прочим, ваш фатер превосходно объяснялся на десятке… нет, на двенадцати языках, не считая вашего родного американского.
— Английского, Хьюго.
— Черта с два! Какой там английский. Вы изобрели свой американский язык, вернее — полублатной жаргон… Образованные англичане вас давно перестали понимать…
— Ладно. Потрепались — и хватит, — голос Кроу стал отрывистым и резким. — И кончайте пить, Хьюго. К делу. Докладывайте, Лопес.
— О чем?
— Все о том же… Вы полагаете, мы приехали полюбоваться вами?
— Сегодня вышли на работу…
— Я это уже заметил. Где валят?
— Сегодня у самой реки.
— А на севере?
— Людей не хватает, босс.
— Крутишь, Лопес. Тут на площадке вижу только фернамбуковую[4] древесину. Где махагониевые стволы? Фабрикам сейчас нужно махагониевое дерево. Тебе говорили…
— Махагони[5] тут мало, босс. — Лопес тяжело вздохнул. — Совсем мало…
— Мало внизу у реки, где рубишь. Махагони на севере, ближе к водоразделу.
— Нет, босс, махагони по Риу-Негру везде мало.
— Вот так это выглядит, Хьюго, — сказал Кроу, разглядывая носки своих изящных белых туфель.
— Откуда они приходили? — поинтересовался Одноглазый, протягивая руку к бутылке с джином.
— Не надо, Хьюго, — попросил Кроу и тоже потянулся к бутылке.
— Успокойтесь, Арчи, — Хьюго завладел бутылкой и плеснул в свой стакан немного джина.
— Я повторяю: откуда они приходили, Лопес?
— Кто, сеньор?
— Твои партизаны.
— Не было партизан. — Лопес испуганно замотал головой.
— Ну, тогда индейцы?
— Нет-нет, не они…
— Кто же тогда побил твоих людей? Или они сбежали, а ты просто наврал боссу, чтобы не работать на этом берегу? Ну-ка давай, как на исповеди, Лопес.
— Клянусь, сеньор. Все правда… Они убили троих… Мои люди видели… Они спрятались, потому и остались живы. Потом рассказали мне…
— Где те, кто видел? Зови их сюда.
— Не могу, сеньор. Они… очень испугались тогда… Ночью убежали… Теперь не знаю где.
— Вот так это выглядит, Хьюго, — повторил Кроу. — Уж как-нибудь постарайся разгадать ребус… Что касается меня, то я…
— Подожди, — прервал Одноглазый. — Что говорили те, кто потом сбежал?
— Они очень испугались, сеньор. Сначала не хотели ничего говорить. Только кричали — зеленые дьяволы, тут есть зеленые дьяволы… Мы их сейчас видели…
— Ты когда-нибудь слышал о таких? — поинтересовался Кроу.
— Ну и что дальше? — спросил Хьюго, игнорируя вопрос шефа.
— Потом они сказали, как было на северной делянке… Солнце заходило, они возвращались в лагерь; те трое еще обрубали ветви у последней фернамбуки. Вдруг они услышали крики и шум и увидели… дьяволов… Они падали с неба, а может, с верхушек деревьев, я не знаю… Те трое — у фернамбуки — громко кричали… Наверное, хотели убежать и вдруг упали.
— Так все сразу и упали, — брезгливо сморщился Кроу. — Ты действительно очень плохо придумал, Лопес.
— Подожди, Арчи, — повысил голос Хьюго. — Это совсем не так просто, как ты воображаешь. Ну, дальше, Лопес.
— У них, наверно, не было никакого оружия, и вроде они ничего не сделали тем, у фернамбуки. Может, они убивают глазами? Те, кто видел, так говорили… Потом они схватили тела и исчезли…
— Как исчезли? Куда? — снова вмешался Кроу. — Бред какой-то!..
Хьюго глянул на него, шевельнул бровью, но ничего не сказал и снова повернулся к Лопесу.
— Улетели, наверно, или ушли по верхушкам деревьев, — не очень уверенно продолжал Лопес. — Люди так говорили… Они не хотели смотреть… Побежали скорее в лагерь.
— Бред сплошной, — повторил Кроу. — А по-твоему, Хьюго?
— Какие они, на что похожи и сколько их было? — спросил Хьюго, словно не слыша вопроса Кроу.
Лопес почесал голову:
— Зеленые дьяволы сельвы, сеньор. — Он щелкнул языком, прищурился. — Люди о них разное болтают… Сеньор, может, слышал?.. Я сам их никогда не видел. Те парни, которые убежали, много смотреть боялись. Солнце зашло, сразу потемнело… Говорили — большие, побольше человека, с крыльями, зеленые, как листья. Прыгают высоко и летают… Еще говорили — было их пять или шесть…
— Похоже на каких-то обезьян? — Кроу с трудом сдерживал негодование; поведение Хьюго начинало бесить его. — Неизвестные науке крупные обезьяны — такое ведь возможно, не правда ли? А зеленый цвет — приспособляемость к природной среде. Есть же зеленые гамадрилы… Ну, а добрая половина рассказанного выдумка и бред… А по-твоему? Впрочем, я не убежден, что все это не выдумки, — заключил Кроу, переходя на французский.
4
Фернамбуковое, или пернамбуковое, дерево (Caesalpinia echinata) — бразильское красное дерево с очень твердой и тяжелой желто-красной древесиной, которая со временем становится темно-красной. Издавна вывозилось в Европу и Северную Америку через бразильский порт Пернамбуку (Ресифи) — откуда и название.
5
Махагони, махагониевое дерево — собирательное название древесины тропических деревьев красного и красно-коричневого цветов, идущей на изготовление мебели, отделку комфортабельных кают и вагонов, интерьеров в дорогих отелях. Одним из представителей «махагониевого дерева» является вечнозеленое дерево Swietenia mahagoni, достигающее высоты пятнадцати и более метров. Его родина — Гаити, Куба, Южная Америка.