— Моррисон, — не выдержал Лернер. — Говори!
— Я не знаю, как объяснить. Это слишком чудовищно для меня. Денг — вот кто мог бы сказать тебе.
Моррисон прикрыл глаза и представил себе Денга. Тот насмешливо улыбался. «Вы являетесь свидетелями завершения саги об амебе, которая возомнила себя богом. Выйдя из океанических глубин, сверхамеба, величающая себя Человеком, решила, что раз у нее есть серое вещество под названием «мозг», то она превыше всего. И, придя к такому выводу, амеба убивает морскую рыбу и лесного зверя, убивает без счета, ни капли не задумываясь о целях Природы. А потом сверлит дыры в горах, и попирает стонущую землю тяжелыми городами, и прячет зеленую траву под бетонной коркой. А потом, размножившись несметно, сверх всякой меры, космическая амеба устремляется на другие миры и там сносит горы, утюжит равнины, сводит леса, изменяет русла рек, растапливает полярные шапки, лепит материки и оскверняет планеты. Природа стара и нетороплива, но она и неумолима. И вот неизбежно наступает пора, когда природе надоедает самонадеянная амеба с ее претензиями на богоподобие. И следовательно, приходит время, когда планета, чью поверхность терзает амеба, отвергает ее, выплевывает. В этот день, к полному своему удивлению, амеба обнаруживает, что жила лишь по терпеливой снисходительности сил, лежащих вне ее воображения, наравне с тварями лесов и болот, не хуже цветов, не лучше семян и что Вселенной нет дела до того, жива она или мертва, что все ее хвастливые достижения не больше чем след паука на песке».
— Что это?.. — взмолился Лернер.
— Я думаю, планета нас больше терпеть не будет, — сказал Моррисон. — Я думаю, ей надоело.
— Земля на связи! — воскликнул радист. — Давай, Морри.
— Шотуэлл? Послушайте, мы сматываем удочки, — закричал Моррисон в трубку. — Я спасаю людей, пока еще есть время. Не могу вам объяснить сейчас и не уверен, что смогу когда-нибудь…
— Планету вообще нельзя использовать? — перебил Шотуэлл.
— Нет. Абсолютно никакой возможности. Я надеюсь, что это не отразится на репутации фирмы…
— О, к черту репутацию фирмы! — сказал Шотуэлл. — Дело в том… Вы не имеете понятия, что здесь происходит, Моррисон. Помните наш гобийский проект? Полный крах. И не только у нас. Я не знаю, я просто не знаю. Прошу меня извинить, я говорю бессвязно, но с тех самых пор, как затонула Австралия…
— Что?! — взревел Лернер.
— Да-да, вы не ослышались. Пожалуй, мы должны были заподозрить что-то неладное, когда начались ураганы, однако землетрясения…
— А Марс? Венера? Альфа Центавра?
— Везде то же самое. Но ведь это не конец, правда, Моррисон? Человечество…
— Аллё! Аллё! — закричал Моррисон. — Что случилось? — спросил он у радиста.
— Прервалась связь. Я попробую снова.
— А черт с ними, — выговорил Моррисон. В эту секунду влетел Ривьера.
— Все на борту, — выпалил он. — Шлюзы закрыты. Мы готовы, мистер Моррисон.
Все смотрели на него. Моррисон обмяк в кресле и растерянно улыбнулся.
— Мы готовы… — повторил он.
Лайон Спрэг де Камп
Живое ископаемое
Там, где сливались две реки, раскинулась чудесная равнинная страна с небольшими холмами, зеленая, теплая и влажная.
Сотни бабочек-поденок весело порхали в воздухе, и низкое вечернее солнце сияло на ярких крыльях. Ровное стрекотание цикад изредка прерывали доносящиеся из болота всплески какой-то неповоротливой туши.
Туша внезапно подняла голову и, как перископом, заворочала длинной шеей; зеленые глаза выпучились и расширились еще больше. Она явно осталась недовольна увиденным, так как тяжело встала на четыре колоннообразные лапы и с громкими чавкающими звуками устремилась к зарослям.
Показались два всадника, едущие вверх по течению реки; каждый вел животное, подобное тому, на котором сидел. Достигнув края болота, передний остановился и указал рукой на следы, оставленные слонообразной тушей.
— Гигантский тапир! — воскликнул он. — Ах какой прекрасный был бы экземпляр!
— Неужели? — хмыкнул его товарищ. — А как мы доставим его в Южную Америку? Потащим на веревке?
Первый всадник хрипло рассмеялся.
— Я вовсе не предлагаю сейчас убивать его. Я только хотел отметить, что в музее этот вид совсем не представлен.
Путешественники не были людьми, хотя, безусловно, относились к антропоидам — с длинными пушистыми хвостами и густыми шубами темно-коричневого меха. Скуластое лицо с большими водянистыми глазами, вместо носа — два узких отверстия. Каждый всадник весил килограммов шестьдесят. Современный зоолог по праву отнес бы их к семейству обезьян-капуцинов. Всадникам пришлось бы гораздо труднее классифицировать зоолога, так как в их дни палеонтология только зарождалась и фамильное древо приматов не было разработано.
Бесхвостые круглоухие животные под седлами удивительно напоминали гигантских гвинейских свиней, каковыми в сущности и являлись.
Передний всадник спешился и стал ходить между причудливо разбросанными гранитными глыбами среди стволов сикомор. При каждом его шаге разлетались стаи кузнечиков.
— Чьюи! — позвал он.
Подъехал и соскочил другой всадник. Животные мирно принялись перемалывать густую, высокую траву.
— Смотри, — произнес первый, поворачиваясь к одной из плит. — Поверхности слишком параллельны. Не может быть, чтобы это получилось случайно. По-моему, мы нашли.
— Вы имеете в виду местоположение большого города Людей?
Второй путешественник с явным скептицизмом пинал каменные плиты. Внезапно он высоким голосом произнес:
— Наупутта!
Камень, у которого он остановился, был почти гладким, но, если повернуть его поверхность параллельно солнечным лучам, на ней тенями проявлялись странные штрихи.
Наупутта выхватил из поклажи камеру и сделал несколько снимков, пока Чьюи поддерживал камень. Штрихи были такими:
— Да, это надпись, — заметил Наупутта, убирая камеру. — Настоящая надпись, почти стершаяся. Неудивительно, ведь камень пролежал пять или десять миллионов лет, с тех пор, как вымерли Люди. И песок какой красный… Наверное, полон окиси железа. Люди, должно быть, использовали колоссальное количество стали в своих строениях.
— Вы не знаете, что означает эта надпись? — спросил Чьюи.
В его голосе сквозило почтение, которое испытывали капуцины к цивилизации, так высоко поднявшейся и так бесповоротно исчезнувшей.
— Нет. Специалисты попробуют расшифровать ее по моим фотографиям. Это возможно, если она сделана на одном из известных нам языков Человека. Как жаль, что не сохранилось никого из Людей. Они могли бы ответить на многие вопросы.
— Может быть, — сказал Чьюи. — А может, и нет. Люди могли бы уничтожить нас, если бы предположили, что мы займем их место.
— Пожалуй, ты прав. Я никогда не задумывался над этим. Как хочется забрать камень с собой…
Чьюи хмыкнул.
— Когда вы звали меня в проводники, то говорили, что музею нужно лишь общее исследование. И каждый день, увидев что-нибудь весом в тонну, вам хочется увезти это с собой. Например, вчерашний медведь — он весил по крайней мере полторы тонны!
— Но ведь это новый подвид! — возмутился Наупутта.
— Ну разумеется, — съязвил проводник. — Совсем другое дело! Новые подвиды вовсе не тяжелые — они только кажутся такими. Эх вы, ученые! Ну ладно, я вижу, вы тут целый день собираетесь бродить. Надо разбивать лагерь.
Скоро он вернулся.
— Что ж, место я нашел. Только мы здесь не первые. Неподалеку кострище.
— Значит, не одни мы так далеко углубились в Восточные леса… Кто это может быть?
— Какой-нибудь изыскатель из Колонии. Они не желают полагаться лишь на свои серу и соль и ищут новые ресурсы. Или… А-а-а! — Чьюи в ужасе подпрыгнул. — Змея!
Наупутта тоже подпрыгнул, затем рассмеялся. Он нагнулся и выхватил из камней маленькую рептилию.
— Она совершенно безвредна.
— Не знаю, не знаю, — быстро пятясь, пробормотал Чьюи. — Держите-ка эту гадость от меня подальше!