— Оно конечно, — сказал Кравцов. — Ошибка одного безмозглого аспиранта еще не означает, что порочна теория. Распределение полезных ископаемых в коре имеет прямую связь с перемещением вещества в мантии — и никто меня не переубедит.
— А я что, отрицаю? — усмехнулся Воронин. — Я такой же мобилист, как и ты. Все тесно связано — от коры до ядра планеты. Но связь эта слишком неопределенна — пока! — чтобы придавать ей прикладное значение. Отсюда — он постучал каблуком по мокрой глине — до центра Земли целых шесть тысяч километров.
— Всего шесть тысяч, — с нажимом сказал Кравцов. — И уж если признавать, что внутренние, эндогенные процессы формируют лицо планеты, то пора, черт возьми, нащупать закономерности…
— Виктор Константинович, Саша! — позвал их буровой мастер Аленушкин. — Чай пить!
— Сейчас, — отозвался Воронин. — Послушай, Саша. Химическая модель земли — пока всего лишь теоретическая схема. Мы ничего не знаем достоверно об энергетике процессов, происходящих в мантии. Ты увлекся гипотезой и взялся за ее математическую разработку — очень хорошо. Ты отошел от темы диссертации и год просидел за расчетами — ладно, я не возражал и против этого. Тебе удалось высказать интересные мысли о гравитационной дифференциации, но математические выводы оказались… гм… даже слов не найду… Некое поле, которое ты рассчитал… Это твое поле — вроде корня четной степени: он всегда имеет два знака — плюс и минус. Так вот, в твоем решении, должно быть, не тот знак. Черт знает что там получается — изменение направления гравитации… горизонтальное падение какое-то…
Кравцов глядел в серую, затуманенную даль.
— Виктор, — сказал он, помолчав, — вот ты — человек искушенный… Скажи откровенно, нужен науке такой человек, как я?
— Что за чепуха. — Воронин зашевелился в своем мокром, холодно поблескивающем плаще. — Пойдем чаю попьем.
— Даю тебе слово, не буду обижаться — только откровенно…
— Ты идеалист, — сердито заявил Воронин. — Вечно во власти своих выдумок.
— Скажи еще — раб своих страстей, — усмехнулся Кравцов.
— Я сказал то, что хотел сказать. Наука требует сосредоточенности, а не мимолетных увлечений. А тебя вечно заносит.
— Идите чай пить, — снова позвал Аленушкин. Он сидел под навесом насосной и рубил ножом на широкой ладони кусочки сахара — все, что осталось от продовольствия.
— Я не хочу, — сказал Кравцов.
— Что — нефти нет, расстроился? Еще будет нефть. Много еще будет. Иди, иди, Саша. Всем налито.
Молча пили. Алюминиевые кружки обжигали руки.
Издалека донеслось стрекозиное гудение. Люди позадирали головы. Радист бережно отставил недопитую кружку и пошел в жилой вагончик — к рации. Гудение нарастало, но в сером небе ничего не было видно.
— Летит, — сказал Аленушкин. — Пойти место показать.
Он подоткнул полы плаща за пояс, взял шест с линялым флажком и сошел с бугра в воду, с усилием выдергивая сапоги из раскисшего грунта.
— Сейчас сядут, — сказал радист, выйдя из вагончика. — Просят собирать вещички.
Вертолет вынырнул из-под туч неожиданно близко. Аленушкин по колено в воде возился с шестом. Воткнул, пошатал рукой — прочно ли и, не торопясь, побрел вверх.
Мощная воздушная струя ударила в воду, взметнув огромный фонтан. Вертолет сел, винт замер, свесив гибкие двенадцатиметровые лопасти.
Двое летчиков вылезли из машины и направились к бугру.
— Мужичкам-буровичкам привет с сухих мест, — сказал тот, что постарше, с тремя нашивками на рукаве. — Как моральное состояние?
— Грязи в машину натащат, — сказал второй, с двумя нашивками. — Источник тепла есть? Костер? Годится. Нате, заправляйтесь.
Он снял с плеча рюкзак с продуктами.
— Вы подкрепитесь, — сказал трехнашивочный, — а Петя пока кое-какие железки подкрутит. Петя, сам управишься?
— Ага, — сказал Петя и пошел через воду обратно к вертолету.
Кравцова раздражала специфичная манера летчиков — разговор в шутейных тонах с серьезным лицом. Впрочем, его теперь все раздражало.
— Далеко вода разлилась? — спросил Воронин.
— Далеко, — сказал летчик. — Никакой географии. Речки здесь весне обрадовались, не поймешь, где какая: и Пур, и Большой Пур, и Пяку-Пур, и Пим, и Надым, и Казым, и Кадым — все вместе. Ориентиров никаких — вода да небо. Здесь у вас еще ничего, а там, — он показал рукой, — туман. Как в океане, по счислению летаем. С ближних точек вывезли таких вот робинзонов, теперь до вас дошло. — Летчик внимательно поглядел на Кравцова. — Знакомый товарищ. Кажется, прошлым летом возил вас в Сыктывкар?
Кравцов кивнул.
— Заросли, — сказал летчик. — Только женщинам разрешается ходить небритыми. Борода тоже ухода требует. Нашли про Стефана Пермского? Мочили они солому в нефти?
— Кое-что нашел, — усмехнулся Кравцов.
Поели разогретых на костре консервов. Буровики повеселели. Для них все происшедшее было в общем-то не в новинку. Обычное осложнение в работе. Кравцов смотрел, как они деловито и спокойно «собирали вещички». «Хорошая работа у них, у буровиков», — подумал он.
— Эгей! — Второй пилот высунулся из дверцы вертолета. — На острове! Пользуйтесь услугами Аэрофлота — удобно и выгодно!
Кравцов и Воронин помогли рабочим тащить тяжелые ящики с аппаратурой. Разместились в кабине.
Воронин скинул мокрую клеенку, протер очки, освобожденно вздохнул.
— Сколько времени потеряно, — сказал он. — Куда вы нас доставите?
— В какой-нибудь очаг цивилизации, — ответил первый пилот. — Тарко-Сале, Камсес-Пугол, Чиб-Ю — где видимость будет, там и упадем. Сибирь большая.
Он полез наверх, в пилотский отсек.
— Грязи нанесли. — Второй пилот покачал головой. — Ну, прошу не курить, десантную дверь не трогать, с места на место без надобности не скакать.
И тоже полез наверх.
Немного погодя, уже в воздухе, Воронин спросил у Кравцова, который сидел рядом, вытянув длинные ноги:
— О каком это Стефане говорил летчик?
— Что? — Кравцов очнулся от раздумья. — Стефан Пермский… Был такой епископ в XIV веке. Ввел здесь христианство, составил азбуку для коми — на базе их значков на бирках. Ну, они его как-то сжечь собрались. Связали, замотали соломой… И понимаешь, по некоторым источникам, солому они смочили нефтью…
— И что, сожгли?
— Нет, раздумали почему-то.
— Да на кой дьявол нужен тебе этот епископ?
— Просто так, — буркнул Кравцов. — Для интереса.
Воронин покачал головой, потом вытащил из кармана мятую брошюру по геофизике и углубился в нее, изредка чиркая шариковой ручкой по полям.
Что было дальше?
Из аспирантуры Кравцов ушел. В конторах бурения всегда нужны инженеры. Он бурил скважины в Западной Сибири, бурил на Нефтяных Камнях. Потом — на полном загадок, жарком и безводном полуострове Мангышлак. Кравцову не сиделось долго на одном месте. Решался вопрос о его командировке в Сирию — но тут пришло предложение отправиться вахтенным инженером на плот МГП.
Все эти годы он не встречался с Ворониным.
И вот…
Он проснулся от стука в дверь. Давешний стюард скользнул в полутьму каюты, положил на стол пачку писем и тихонько вышел.
Кравцов посмотрел на часы. Ого, десятый час!
Он вскочил, отдернул шторки и распахнул иллюминатор. Голубое небо, утро ворвалось в каюту. Он увидел синюю равнину океана, небо в легких клочьях облаков, а на самом горизонте — коробочку плота, накрытую белой шапкой пара. Солнце слепило глаза, и Кравцов не сразу разглядел тонкую черную нитку, вытягивающуюся из клубов пара и теряющуюся в облаках. Отсюда загадочный столб казался даже не ниткой, а ничтожным волоском на мощной груди Земли. Так, пустячок, не заслуживающий и сотой доли сенсационного шума, который он произвел в мире.