Кравцов стал читать письмо за письмом. На одном из листков было крупно написано кривыми печатными буквами: «Папа, приезжай скорее, я соскучился». Это Марина водила Вовкиной рукой. Внизу был нарисован дом, тоже кривой, из его трубы шел дым завитушками. Ай да Вовка, уже карандаш в лапе держит!
Он вздрогнул от неожиданности: зазвонил телефон.
— Александр? Вы уже позавтракали? — услышал он глуховатый голос Уилла.
— Нет.
— Ну, тогда вы не успеете.
— А что такое, Уилл?
— В десять отходит катер. Вы не успеете. Идите завтракайте.
— Я успею! — сказал Кравцов, но Уилл уже дал отбой.
Кравцов торопливо оделся и выбежал в коридор. В просторном холле его перехватил какой-то журналист, но Кравцов, пробормотав «извините», побежал дальше. Он попал в узенький коридор, в котором ревел вентилятор, и понял, что заблудился. Назад! Расспросив дорогу, он выскочил наконец на спардек и сразу увидел внизу катер, приплясывающий на волнах у борта «Фукуоки». Бочком пролез сквозь тесное кольцо журналистов к Брамулье и Штамму. Они разговаривали с давешним пожилым японцем возле трапа, спущенного к катеру.
Кравцову было стыдно за свою сонливость. Он стесненно поздоровался, и Брамулья, схватив его за руку, подтащил к японцу:
— Это инженер Кравцов.
Морщины на лице японца разгладились в улыбке. Он втянул в себя воздух и сказал высоким голосом:
— Macao Токунага. — И добавил на довольно чистом русском языке: — Удалось ли вам отдохнуть?
— Да, вполне…
Так вот он, знаменитый академик! Когда-то очень давно он с первой группой японских ученых обследовал пепелище Хиросимы и выступил с гневным заявлением против атомного оружия. Ходили слухи, что Токунага поражен лучевой болезнью. Вид у него и в самом деле неважный…
— Господин Токунага, — сказал Кравцов, — разрешите мне пойти на катере.
— А вы знаете, зачем отправляется катер?
— Нет.
Токунага тихонько засмеялся.
— Но я хорошо знаю плот, — сказал Кравцов, чувствуя, как краска заливает лицо, — и… смогу быть полезен…
Тут подошел Воронин.
— Последние известия, Токунага-сан, — весело сообщил он. — Локатор показывает высоту столба около тридцати километров. Он движется со скоростью восемьсот метров в час, но это надо еще проверить.
— Тридцать километров! — ахнул кто-то из журналистов.
— Так. Ну, все готово? — Воронин ступил на трап. — Вы с нами? — кивнул он Кравцову.
— Да!
— Поехали.
Они спустились в катер, и тотчас матрос оттолкнулся от нижней площадки трапа. Катер побежал вдоль белого борта «Фукуоки». Воронин помахал рукой, Токунага грустно закивал в ответ.
Кравцов поздоровался с Уиллом, Джимом Паркинсоном и Чулковым.
— Вы тут как тут, — сказал он Чулкову.
— А как же! — ухмыльнулся тот. — Куда вы, туда и я.
— Без завтрака? — спросил Уилл.
— Ерунда, — сказал Кравцов.
Уилл задумчиво посмотрел на него, попыхивая трубкой.
Кроме них на катере был незнакомый Кравцову белобрысый парень в пестрой рубашке с изображением горы Фудзияма — техник-приборист. Приборов было много — от большого гравиметра, заключенного в стальной баллон, до самого маленького, в деревянном футлярчике, который белобрысый парень держал в руках.
К Кравцову, стоявшему на носу катера, подошел Воронин. Сказал негромко:
— Вот как встретились, Саша.
— Да, — откликнулся Кравцов. — Не знаю даже, как обращаться — на вы или…
— Чепуха. На ты, конечно. Может, только на людях…
— Понятно. Поздравляю тебя с членкором и Ленинской премией.
— Спасибо. Ну, а как ты, Саша?
— Как видишь. Сегодня здесь, а завтра там.
— Женат?
— Угу. Похитил из Баку одну милую девушку. Сын у нас растет.
— Это хорошо, рад за тебя, — сказал Воронин. — Я-то по-прежнему холостяк…
Катер приближался к плоту, и разговор потух сам собой. Взгляды были прикованы к черному столбу, подымающемуся из облака пара. Теперь он уже не казался Кравцову безобидным волоском: в нем было что-то жуткое и грозное.
— Н-да, — сказал Воронин после долгого молчания. — Неплохим хвостиком обзавелась матушка Земля.
Вода возле плота была неспокойная. Катер подошел к причалу, и Воронин прежде всего велел спустить в воду датчик для долговременных замеров температуры. Затем лифт доставил группу на верхнюю палубу плота.
— Ух, как на раскаленной сковородке!..
Натянули скафандры.
— Все слышат меня? — раздался в шлемофоне Кравцова голос Воронина. — Отлично. Итак, начинаем первичные измерения. Замеры будем делать через каждые двадцать пять метров. Юра, у вас все готово?
— Да, Виктор Константинович, — ответил техник-приборист.
— Ну, начали!
Джим Паркинсон пошел вдоль рельсов к середине плота, разматывая рулетку. Отмерив двадцать пять метров от борта, он обмакнул кисть в ведерко с суриком и сделал красную отметку. Воронин нажал кнопку и прильнул к зрительной трубке, которая торчала из контейнера, похожего на газовый баллон. Он смотрел долго, его глаз освещался вспышками света из трубки. Затем Воронин вытащил записную книжку, снял с правой руки рукавицу и принялся писать.
Юра тем временем снимал показания с двух приборов, а Уилл возился со своим магнитометром. Кравцову Воронин поручил замеры радиоактивности.
Юра и Чулков перетащили приборы к отметке, сделанной Джимом, — двести двадцать пять метров от черного столба, — и замеры были повторены.
— Александр Витальевич, — раздался голос Воронина, — на каком расстоянии потянуло вчера вашего Чулкова к столбу?
— Примерно двадцать метров.
— Двадцати не было, — сказал Чулков. — Метров пятнадцать.
— Ну нет, — возразил Кравцов и, окликнув Джима, повторил
по-английски.
— Ровно шестнадцать ярдов, — заявил Джим, — ни дюйма больше.
— Ни дюйма? — Воронин коротко рассмеялся. — Вот что, поставьте приборы на тележку. Паркинсон, вернитесь. Будем продвигаться вместе.
Палуба вдруг заходила ходуном под ногами. Долговязый Джим упал на ведерко с краской. Юра повалился на спину, прижимая к груди ящичек с кварцевым гравиметром. Уилла кинуло на Воронина. У основания столба яростно и торопливо заклубился пар, плот заволокло белой пеленой.
Понемногу толчки затихли и прекратились вовсе. Ветер разматывал полотнище пара, гнал его кверху. Пятеро в серо-голубых скафандрах стояли тесной кучкой — бессильные перед грозным могуществом природы.
— Кажется, полез еще быстрее, — проговорил Уилл.
— Не задерживаться, — сказал Воронин. — Продвигаемся вперед.
И упрямые люди шаг за шагом приближались к столбу, толкая перед собой тележку с приборами и разматывая рулетку.
Замер на отметке «200» продолжался полтора часа: пришлось ждать, пока маятниковый гравиметр, взбудораженный толчками, придет в нормальное положение.
На отметке «150» Воронин велел всем обвязаться канатом.
На отметке «100» Джим обнаружил, что краска в ведерке кипит и испаряется.
На отметке «75» Уилл сел, скрючившись, на тележку и коротко простонал.
— Что с вами, Макферсон? — обеспокоенно прозвучал голос Воронина.
Уилл не ответил.
— Я отведу его на катер, — сказал Кравцов. — Это сердечный приступ.
— Нет, — раздался слабый голос Уилла. — Сейчас пройдет.
— Немедленно на катер, — распорядился Воронин.
Кравцов взял Уилла под мышки, поднял и повел к борту.
Он слышал тяжелое дыхание Уилла и все повторял:
— Ничего, старина, ничего…
В кабине лифта ему показалось, что Уилл потерял сознание. Кравцов страшно испугался, принялся тормошить Уилла, снял с его головы шлем и свой тоже. Лифт остановился, Кравцов распахнул дверцу и заорал:
— На катере!
Двое проворных японских матросов взбежали на причал. Они помогли Кравцову стянуть с Уилла скафандр. Слабым движением руки шотландец показал на кармашек под поясом своих шорт. Кравцов понял. Он вытащил из кармашка стеклянную трубочку и сунул Уиллу в рот белую горошину.