«Любезная особа, мадемуазель Муш, сидела на руле: своей болтовней она развлекала экипаж и старалась осчастливить каждого из нас. Когда наступал вечер, все устраивались в каком-нибудь речном трактире. Пища была плохая, кровати отвратительные, но в двадцать лет веселость и страсть к удовольствиям заменяют все, а с такими приправами ни один обед не покажется скучным».[87]
«Ужасный трактир в Аржантеле» был не единственным прибежищем веселой шайки. Временами Мопассан избегал чересчур шумных мест ради более тихого приюта. Он отправлялся в уединенный кабачок Безона или Сартрувиля и там писал стихи, которые отдавал на суд Флобера; некоторые из этих стихотворений вошли в сборник, который увидел свет в 1880 г.; отдельные вещи, сочиненные Мопассаном, очевидно, оценены Флобером как неудачные, не были напечатаны вместе с другими, но мать и друзья Ги хранили их, и кое-какие из них были напечатаны после его смерти[88]. В одном из этих стихотворений описывается прогулка и встреча поэта с любезной и доброй подругой; легкая развязка не лишена изящества:
В скромном домике на берегу реки Мопассан придумал не один сюжет для драм и комедий, которые никогда, впрочем, не были написаны. Свои наброски, опыты и заметки он сообщал Petit-Blue, присяжному поверенному его литературных попыток. Леон Фонтен сохранил кое-что из этих сумбурно написанных произведений, а именно комедию в одном акте «La Demande» и драму в трех актах «La Comtesse de Bethune».
Плавание в лодке не было единственным занятием Мопассана даже в самые лучшие дни «Листка наизнанку». Поэзия и театр, которые он любил с детства, интересуют его по-прежнему: между воскресеньями, посвященными воде и воздуху, он продолжает свое литературное обучение под внимательным и требовательным руководством Флобера. Можно сказать даже, что стихи, которые Ги пишет в эту эпоху, являются лишь упражнениями в виртуозности и гибкости; предчувствуя свое истинное предназначение, он учился путем этой игры свободному, ясному и точному слогу, который он впоследствии соединил с проницательной и развитой благодаря долгому опыту наблюдательностью. И хотя он и не проговаривался, друзья угадывали, вероятно, к чему он готовится, но, когда они спрашивали об этом или стремились поторопить его вдохновение, он отвечал просто: «Я не спешу: я изучаю мое ремесло»[90].
II
Он изучал его медленно, терпеливо, мужественно под руководством требовательного наставника. Семь лет, с 1873 г. до 1880 г., Флобер наблюдал, поддерживал и направлял литературные попытки Мопассана; здесь следует указать на то, какое огромное влияние оказывал учитель на ученика и сколь близкие отношения возникли между обоими писателями.
Вопреки распространенному заблуждению, Мопассан не являлся ни племянником, ни крестником Флобера. Между ними не было никакого родства. Но мы уже указывали, какие причины заставляли Флобера интересоваться сыном и племянником двух лучших друзей своего детства, Альфреда и Лауры Ле-Пуаттевен. Когда Ги переехал в Париж, Флобер тотчас заинтересовался молодым человеком, «остроумным, даровитым, оче-ровательным», к которому ощутил инстинктивную нежность[91]: невзирая на разницу лет, он обращался с ним как с другом[92].
Он обещал г-же де Мопассан дать ее сыну несколько советов, понаблюдать за его первыми опытами, облегчить доступ в литературные салоны, журналы и газеты, которые могли оказаться для него полезными.
Флобер отнесся к своей роли учителя и ответственно и очень серьезно. Он наблюдал за учеником и давал ему советы, вплоть до рекомендаций по чтению[93]. Особенно предостерегал он юношу от беспечности и лени и всячески побуждал к работе:
«Надо поощрять твоего сына, — пишет он г-же де Мопассан, — в его пристрастии к стихам, ибо эта благородная страсть, так же как и литература, служит утешением во многих обстоятельствах жизни и так как у него, быть может, окажется талант. Как знать? До сих пор он написал еще слишком мало для того, чтобы я позволил себе составить его поэтический гороскоп; да и кому позволено решать будущее человека?