Флобер, как заданные уроки, поправлял заметки молодого человека. Он безжалостно выбрасывал из них лишние эпитеты, исправлял периоды, «сердился, когда в двух соседних предложениях был один и тот же рисунок и один и тот же ритм[102]». Мопассан не отчаивался, терпеливо уносил обратно в Министерство свои заметки, испещренные поправками и с большей тщательностью готовил новый литературный опыт, который должен был представить учителю в следующее воскресенье.
В силу своей природы и предшествующего воспитания, Мопассан был вполне подготовлен к урокам Флобера. У обоих писателей одного и того же рода и темперамента была склонность смотреть на жизнь как на созданную специально для искусства: только непосредственно наблюдая природу и людей, художник запасается образами, он должен всегда стремиться находить новые комбинации этих двух «элементов» искусства, и его попытки не будут бесплодными, ибо сочетания неисчерпаемы. Поэтому точные подробности имеют в романе главное значение, и вызываемое впечатление будет тем сильнее, чем больше воспроизведено подробностей во всей их мелкости и часто банальности, чем ближе она к повседневности. Такова система, которую Флобер внушал — и наставлениями, и примером — Мопассану.
В эту эпоху жизни Мопассан, благодаря Флоберу, завязал знакомство с большинством писателей и артистов, бывших тогда друзьями Флобера. Он почти всех их встречал в Круассэ, когда ездил по воскресеньям к своему учителю, или в Париже, в скромной гостиной, приемы и. частых гостей которой он описал сам[103].
Тут он узнал Тургенева, Альфонса Доде, Эмиля Золя, Поля Алексиса, Катюля Мендеса, Эмиля Бержера, Ж.-М. де Эредиа, Гюисманса, Энника, Сеара, Леона Кладеля, Гюстава Тудуза, Эдмона Гонкура, издателя Шарпантье, Филиппа Бюрти, Жоржа Пуша, Фредерика Бодри. Почти всех встречал он и по четвергам у Золя, где видел также Эдуарда Рода, Дюранти, Сезанна, Дюрэ, Франсуа Коппэ, Мориса Бушора, Мариуса Ру и изредка Тана, Ренана, Максима Дю-Кана и Мориса Занда[104].
С некоторыми из них у Мопассана сложились сердечные отношения: с 1876 года он часто бывал, например, у Тургенева, который интересовался его первыми литературными шагами и читал его первые рукописи[105]. Впоследствии Тургенев способствовал распространению в Росии произведений своего молодого друга.
В 1880 году Мопассан, желавший напечатать в «Le Gaulois» ряд статей о крупных иностранных писателях, хотел начать эту серию со статьи о Тургеневе; Тургенев же, питавший не меньший ужас, чем Флобер, перед критикой и почтительное уважение к искусству, мило отказался от того, что считал в известной степени «дружескою рекламой». Мопассану пришлось смириться; он ограничился тем, что написал о своем друге коротенькую заметку под заглавием: «Творец слова нигилизм»[106]. Статью, план которой у него был продуман, он написал лишь после смерти Тургенева, три года спустя[107]. Он готовил еще одну статью о великом русском писателе, которую предназначал для «Revue des Deux Mondes», как вдруг заболел в конце 1891 года.
Гонкуры говорят в своем «Дневнике»[108] о том, что это были за собрания друзей в Круассэ, на которых присутствовал Мопассан. Особенно запомнился им один пасхальный вечер, на который Флобер пригласил своих друзей[109].
«Мы едем, Додэ, Золя, Шарпантье и я, обедать и ночевать к Флоберу в Круассэ. Мопассан приезжает за нами в карете на Руанский вокзал, и вот мы у Флобера… Вечер проходит в скабрезных рассказах, от которых Флобер покатывается со смеху, «прыская», словно в детстве».
Еще менее торжественны бывали встречи у Золя. По четвергам днем собирались сначала на улице Сен-Жорж, а затем на Рю-де-Булонь обычные посетители Золя, большинство из которых съезжалось также летом в Медан. Среди них в 1876 году образовалась небольшая группа писателей в пять человек, которых газеты того времени прозвали «хвостом Золя». Один из пяти рассказывает, как образовалось то общество, в которое входил и Ги де Мопассан[110]: его привел туда и представил Поль Алексис, который встретил его у Флобера и познакомился с Леоном Энником, Анри Сеаром и Гюисмансом в «центре парнассизма», в редакции «République des Lettres», которой руководил в то время Катюль Мендес. Истинная дружба и общие литературные стремления соединяли их; им предстояло укрепить сложившиеся отношения, издав четыре года спустя при участии своего учителя знаменитые «Меданские вечера».
109
См. пригласительное письмо Флобера к Мопассану на этот день (Переписка, т. IV). Текст Гонкуров позволяет установить дату этого письма, бывшую ранее неизвестной. В письме Флобера говорится о том, что он пригласил в этот вечер и Жюля Лемэтра.