В том же году Мопассан работал над новой поэмой, «La Vénus rustique»[140]; год спустя он представил ее на суд Флобера, который остался ею очень доволен и посоветовал ученику предложить рукопись в «Nouvelle Revue»[141]. Сам он пишет «теплое письмо» г-же Адан, в котором говорит об этой вещи, рекомендуя ее; одновременно он советует Мопассану попросить, чтобы его поддержали Пушэ и Тургенев. Но все эти попытки бесплодны. Госпожа Адан не восприняла «La Vénus rustique»; сюжет поэмы, как и предвидел Флобер, испугал, вероятно, стыдливую сдержанность республиканского журнала[142]. Флобер в негодовании получил лишний повод бушевать по поводу глупой трусости журналов[143]. Меж тем пять месяцев спустя, в апреле 1880 г., переговоры были возобновлены: Мопассан возвращается в «Nouvelle Revue», снабженный по-прежнему рекомендациями своего учителя, и на этот раз встречает благосклонный прием[144].
В это время Мопассан мечтает о том, чтобы собрать свои лучшие стихи и напечатать их отдельным томом. В выборе он руководствуется требовательным вкусом Флобера. Одно стихотворение, озаглавленное «Желания», не понравилось учителю: он упрекал его в печальной легкости, порицал эпитеты, осуждал образы, указывал на повторения; словом, предлагал ученику опустить это стихотворение, не стоявшее «на высоте остальных»[145]. Мопассан не последовал этому совету; «Желания» фигурируют в сборнике «Стихотворения», но легко найти и любопытно изучить поправки, сделанные в нем автором согласно указаниям Флобера.
Перед самым выходом в свет книги любопытный случай привлекает внимание публики к этому первому сборнику. Этампский процесс в литературной карьере Мопассана имеет то же значение, что и процесс по поводу «Госпожи Бовари» в карьере Флобера. Поэтому небезынтересно напомнить обстоятельства, при которых он начался[146].
В начале 1880 г. «La Revue moderne et naturaliste», редактируемая Гарри Алисом, напечатала поэму в стихах, под названием «Стена»[147]; эта поэма — одна из лучших у Мопассана, и с момента своего опубликования она имела значительный успех. Никто не решался признать содержание ее безнравственным или форму соблазнительной. Но надо сказать (и это не было до сих пор отмечено), что «La Revue moderne» произвела в поэме радикальные сокращения; это ясно из одного письма Флобера к Мопассану[148].
««La Revue moderne» прислала мне вашу «Стену»; но зачем же они наполовину ее разрушили? Примечание редакции, которое делает вас моим родственником, очень мило… Что же касается вашей «Стены», полной превосходных стихов, в ней есть переходы из тона в тон… но, впрочем, я ничего не сказал; надо прочесть ее целиком».
Если бы Флобер знал, что сокращения были вызваны трусливой и целомудренной осторожностью, то он был бы еще менее снисходителен к этому журналу, который и без того издевательски называл «колоссальным». Действительно, несмотря на свое название, заключавшее в себе, казалось, целую программу, «La Revue moderne et naturaliste» сочла уместным опустить несколько грубоватых мест, способных отпугнуть робких читателей. Мопассан в галантном тоне рассказывает о похождениях светской парочки, блуждающей по парку при свете соучастницы-луны; легкая развязка, рисующая капризную игру теней двоих влюбленных, слившихся на белой стене, вызывает известные ощущения. Но натурализм бывает разным; Мопассан об этом не подумал; и на это ему указали, сделав в его «Стене» досадные бреши.
Журнал Анри Алиса печатался в Этампе; хозяин типографии Аллье был в то же время собственником маленькой местной газеты. Когда исчезла «La Revue moderne et naturaliste», умершая в юности, как и приличествует передовому журналу, владелец типографии захотел использовать ее останки для своей газеты; поэтому он, не стесняясь, напечатал поэму «Стена» не в том виде, как она была уже напечатана, а одни пропущенные отрывки, которые были набраны в его типографии и были оставлены ему в уплату. Сверх того, чтобы никто не мог усомниться в его намерениях, он присоединил к этой вещи пояснительное примечание, набранное курсивом, в котором подчеркивал характер отрывков и требовал предания автора суду[149]. Прокурорский надзор в Этампе не стал ждать, чтобы ему напоминали о подобных вещах два раза; в феврале 1880 г. против Мопассана было возбуждено судебное дело «за оскорбление нравов и общественной морали».
К счастью, вмешались друзья Мопассана и выдвинули влиятельных лиц, так что дело было приостановлено; однако все было устроено так, что? бы автор не лишился рекламных выгод, которые подобное «приключение» должно было создать его книге. Первый взволновался Флобер; вначале известие обрадовало его, затем он подумал, что друг его — чиновник на государственной службе и что дело может повредить ему: «Я боюсь, — пишет он ему, — целомудренной стыдливости твоего министерства. Это может навлечь на тебя неприятности. Успокой меня немедленно и напиши хоть слово»[150]. А пока он советовал ему держаться осторожно, не раздражая судей, и заинтересовал делом своего ученика нескольких влиятельных людей, с которыми был знаком лично или через других лиц — Греви, Вильсона, Кордье, сенатора Нижней Сены. Он заставил также вмешаться в дело своего бывшего издателя Лоран-Пиша, ставшего в то время уже сенатором, который некогда сам был преследуем за напечатание «Госпожи Бовари»; Флобер предположил, что могла оказать полезную услугу и госпожа Адан, имевшая намерение в ближайшем будущем взять некоторые стихотворения Мопассана в «Nouvelle Revue»: ей рассказали суть дела; в то же время обратились за юридическим советом к Дамазу и Раулю Дювалю. Наконец, Флобер написал министру Барду нечто «крепкое», по его собственному выражению[151]. Барду сам был литератором; в 1857 году он напечатал томик стихов «Вдали от света» под псевдонимом Аженора Бради, поэтому к писателям бывал снисходителен; его вмешательство имело решающее значение для прекращения дела.