Остальные друзья поэта воевали каждый по-своему. Орельен Шолль, имевший прекрасное имение в Этампе, лично хлопотал несколько раз перед прокурором[152].
Дело вскоре потушили, но не постарались сообщить об этом публике. Эту услугу оказал другу опять-таки Флобер. Он сначала думал просить содействия «Rappel», где Вакри обещал ему превосходный прием. Но по просьбе самого Мопассана все же поместил в «Gaulois» свое знаменитое письмо, форма которого несколько смущала его[153]. Меж тем Рауль Дюваль добился от генерального прокурора, чтобы дело было приостановлено[154]. Но письмо было написано; оно появилось в «Gaulois» 21 февраля, а после смерти Флобера Мопассан перепечатал его в начале своей книги стихов (третье издание) у Шарпантье[155].
Письмо Флобера, весьма остроумное, излагало вкратце все обстоятельства процесса и, припоминая приключение с романом «Госпожа Бовари», ставило вопрос о нравственности не в государстве, как сначала по неосторожности написал автор, а в искусстве. И по этому поводу до сих пор не было отмечено, насколько письмо, опубликованное в газете «Gaulois» и воспроизведенное дословно в IV томе «Переписки», отличается от письма, помещенного в начале книги стихов. Существует около 25 вариантов этого письма: все они весьма интересны, а их количество объясняется щепетильностью автора, так как Флобер не хотел, чтобы текст, помещаемый перед литературным произведением, отличался сбивчивостью, небрежностью и необработанностью, которые характеризуют его переписку. Он смягчил или даже опустил некоторые гневные тирады и, вероятно, из осторожности выбросил из окончательной редакции целый параграф, посвященный Барду, «другу Барду», в котором напоминал, что министр некогда восторгался при чтении поэмы «На берегу реки»[156]. Это письмо, которому было суждено превратиться во вступление к книге, вначале походило тоном и намерениями на манифест, и неудивительно, что Флобер смягчил его форму.
В ту минуту, когда преследование этампского прокурорского надзора, тщательно описанное газетами, привлекло к автору внимание публики, книга была готова к выходу в свет. Мопассан выбрал для нее лучшие из стихотворений, придумал для сборника простое заглавие — «Стихотворения» — и представил его на одобрение своего учителя[157]. Рукопись была послана в книгоиздательство Шарпантье вместе с горячим рекомендательным письмом Флобера к г-же Маргарите Шарпантье.
«Прошу у вашего супруга личной услуги, а именно — выпуска в свет немедленно, т. е. до апреля месяца книги стихотворений Ги де Мопассана, так как это поможет вышеназванному молодому человеку устроить на сцене Комеди Франсез небольшую пьесу его сочинения[158]. Я очень прошу об этом. Упомянутый Мопассан очень, очень талантливI Уверяю вас в этом, и думаю, что могу быть в этом деле судьей. Стихи его не скучны, первая заслуга в глазах публики, — и он поэт без звезд и без птичек. Короче говоря, он — мой ученик, и я люблю его как сына. Если супруг ваш не уступит всем этим убеждениям, я на него рассержусь, это несомненно…»[159]
152
См. книгу А. Лумброзо. См. благодарственное письмо, написанное Мопассаном Орельену Шоллю при посылке ему своего тома стихов.
153
См. «Переписку», т. IV: «Письмо в «Gaulois» очень трудно вследствие того, чего не надо говорить. Я попытаюсь сделать его возможно более догматическим».
155
В этом издании, кроме посвящения Флоберу, имеющемуся и в позднейших изданиях, есть еще краткое предисловие Мопассана, помеченное 1 июня 1880 г., которое не было перепечатано. Вот важнейшее место из него: «…Во главе нового издания этой книги, посвящение которой заставило его (Флобера) плакать… я хочу воспроизвести превосходное письмо, написанное в защиту одной из моих поэм, «Au bord de l'еаu» («На берегу реки»), и обращенное к прокурорскому надзору в Этампе, возбудившему против меня судебное дело. Я делаю это из уважения к покойному, унесшему с собой самую нежную любовь, самое безусловное восхищение, которое я мог бы питать к писателю, и самое безграничное благоговение, которое никогда не внушит мне ни один человек, каков бы он ни был. Эти я отдаю мою книгу под то покровительство, которое охраняло меня при его жизни, как волшебный щит, и против которого были бессильны преследования судей». Из этой выдержки явствует, что Мопассан относит к поэме «На берегу реки» преследование этампского прокурорского надзора; разумеется, нечего было бы восставать против свидетельства самого автора, если бы у нас не было других серьезных причин верить тому, что дело произошло так, как мы рассказывали. В числе этих доказательств следует особенно привести письма Флобера, на которые мы ссылались, и главным образом на одно из них («Переписка», т. IV), где вопрос идет именно о поэме «Стена». См. также рассказ Поля Мариона («République française» от 22 марта 1904 г.), на который мы не раз ссылались. Нельзя, по-видимому, сомневаться в том, что «Стена» и сопровождавшее ее примечание привлекли внимание этампского суда. Но возможно также, что поэма «На берегу реки» была напечатана в том же журнале и способствовала скандалу. Мы не можем утверждать этого с полной уверенностью.
156
«Переписка» Флобера, т. IV. Это место, впрочем, стоит в скобках. Вот еще несколько любопытных или просто забавных моментов. Флобер написал сначала: «Как это возможно, чтобы стихотворная поэма, напечатанная некогда в Париже, в журнале, который теперь не выходит, подверглась преследованию, будучи воспроизведена в провинциальной газете, которой ты, быть может, не давал этого разрешения и о существовании которой ты, конечно, не знал?» Осведомленный, вероятно, Мопассаном о точных обстоятельствах ее напечатания, Флобер уничтожает последнюю часть фразы, которая оканчивается так: «…становится преступной с той минуты, как она появляется в провинциальной газете?» Говоря о судебном деле в отношении «Госпожи Бовари», он пишет: «Процесс, сделавший мне огромную рекламу и которому я приписываю три четверти моего успеха» (изд. «Стихотворений»), — «Разве они подкуплены, чтобы уничтожать Республику, навлекая на нее презрение и насмешки? Я так думаю» («Переписка»). И: «хотят ли они унизить Республику? Да, может быть!» (изд. «Стихотворений»). «Прошли красные денечки де Билля» («Переписка») и «Прошли красные денечки Реставрации» (изд. «Стихотворений») и т. д. В общем вторая редакция более умеренна и более корректна.