Можно сказать, но говорить так не следует. Не утаскивал Грифовый Орлан слона и быка не утаскивал, честное слово! И даже барана, которого тащат все, и даже цыпленка, которого кто только не тащит, не утаскивал Грифовый Орлан. Потому что все, что он уносит с земли, это ягоды масличной пальмы, потому что питается он только ягодами — этот хищник, вдвойне хищник, Грифовый Орлан. А то, что о нем говорят… Мало ли о ком говорят. О Чайке-Хохотунье говорят, что она хохотунья, просто себе хохотунья, но если вы Суслик, то не вздумайте с ней хохотать.
Да, впечатление очень часто бывает обманчивым, поэтому лучше держаться подальше от тех, кто слишком заботится о том, чтобы произвести на нас впечатление. Взгляните: некоторые пауки-бокоходы до того ушли куда-то вбок, что их уже не отличишь от трудолюбивых муравьев и безобидных божьих коровок. Посмотришь на одного — муравей. Посмотришь на другого — божья коровка. Но на самом деле это паук, настоящий паук. Берегитесь пауков-бокоходов!
Вы заметили, как легко самооборона переходит в нападение? Только что мы говорили о самообороне — и вот уже опять нападение. Да, не так-то просто удержаться в рамках самообороны. Особенно хищнику.
Хищники, и это было замечено не раз, умеют создавать себе прекрасную репутацию. Так, драконы острова Комодо создали себе репутацию мирных варанов, и по всем документам, в том числе и научным, они числятся варанами. Поэтому бараны (не вараны, а бараны) острова Комодо не верят в драконов острова Комодо.
— Драконы? В наш век? — смеются бараны острова Комодо. — Вы что, считаете нас за ослов?
Но и ослы острова Комодо тоже не верят в драконов.
— Старые сказки! — смеются ослы острова Комодо. — Вы что, считаете нас за баранов?
И вараны (не бараны, а вараны) тоже смеются. И, насмеявшись, съедают какого-нибудь осла или барана, а насытившись, смеются с оставшимися:
— Драконы! В наше время — драконы! Шутите, не тот век!
Век, конечно, не тот, и все же не следует пренебрегать самообороной — по крайней мере до тех пор, пока другие не пренебрегают нападением. И вот еще что важно: нельзя ограничиваться самообороной, то есть думать только о собственной безопасности. Посмотрите на Пескаря: даже умирая, он предупреждает своих друзей об опасности. И, проливая кровь, всем запахом этой крови он взывает к товарищам: «Уплывайте! Поскорей уплывайте![35]» А маленький Рачок — так тот прямо светится, попадая в зубы Сардины.
Дескать, вот, братцы рачки, не берите с меня пример, все эти сардины лишь до тех пор хороши, пока не попадешься им в зубы. А когда попадешься — тогда засветишься… Так светится Рачок, чтобы всем был хорошо виден его пример, но ведь чужие примеры даже при свете не всегда хорошо видны.
Кстати, по-разному можно и съедать. Лучше всего съедать так, чтобы не повредить самолюбия.
Инфузория Бурсария съедает инфузорию Туфельку, и это никому не обидно. Не обидно Бурсарии и не обидно Туфельке, потому что все-таки Бурсария — это гигант, достигающий иногда двух миллиметров.
А вот когда Туфельку съедает Дидиний — до того маленький, что ни одна Туфелька не подходит ему по размеру, — это уже обидно. Подумать только — быть съеденной каким-то Дидинием!
Молодые платаксы похожи на желтые листья, и когда они прилепляются к водорослям, то все это напоминает дерево, а еще лучше — корабль, потому что листья на дереве — это все равно что матросы. И дерево, если посмотреть на него снизу вверх, плывет по небесному океану, и листья их напоминают платаксов, этих маленьких рыбок, прилепившихся к своему кораблю.
Водоросли — это самый лучший корабль, корабль, который вырос прямо здесь, в океане. И он не держит путь от берега к берегу, как все эти сухопутные корабли, которые только и ждут, чтоб ухватиться за берег, — нет, он не покидает свой океан… Особенно если на нем такие бывалые матросы. Молодые платаксы — бывалые матросы, они тоже выросли в океане, хотя еще недостаточно выросли. Они еще, простите за слово, мальки и при первой опасности покидают корабль, опадая с него, словно желтые листья. Как желтые, осенние листья…
Осенние листья опадают от страха, что дерево их утонет в осеннем небе, платаксы опадают от страха пойти ко дну. От страха пойти ко дну они опадают на дно, оголяя свои корабли, как осенние деревья.
Молодые платаксы похожи на желтые листья. Такие молодые, а уже похожи на желтые листья. На осенние листья, которым пора опадать.
Вот что делает страх. В нашей самообороне без оружия страх — это оружие против нас. И не нужно покидать океан, чтоб куда-то ходить за примерами.
Говорят, что акулы туги на ухо. И вдобавок подслеповаты: у них, говорят, не хватает колбочек, поэтому они не различают цветов. А зачем им различать цвета? У акул свои дела в океане. Какие дела? Вот тут-то и начинается самое страшное. Только вы не бойтесь, не бойтесь, держите себя в руках! Если не хотите, чтоб сюда приплыла акула.
У акулы плохие звукоулавливатели, у нее плохие цветоулавливатели, но у нее отличный страхоулавливатель. По химическому составу воды, по ее неуловимому колебанию акула сразу определяет, что поблизости кто-то боится. Есть у нее такой орган, который чувствует чужой страх. У нее не хватает колбочек, и на ухо она туговата, но она безошибочно чувствует чужой страх и безошибочно приплывает. И тогда начинается самое страшное.
Но вы не бойтесь, не бойтесь! Пока вы ее не боитесь, бояться нечего. Есть чего бояться, когда вы боитесь.
А что делать, чтоб не бояться?
Тут есть разные способы. Птичка Гуатити считает, что нужно держаться коллектива. Она строит себе большое гнездо, а сверху обтягивает его змеиной кожей. Не подумайте только, что птичка Гуатити убивает змей. Просто змеи любят менять кожу, они сбрасывают старую кожу, а Гуатити ее подбирает. И донашивает, как донашивают маленькие после больших.
Гнездо у птички Гуатити просторное, из множества комнат, и единственное неудобство — что в каждой комнате живет отдельная семья и от этого становится тесновато. Тут и все удобства, как говорится, общие, и общие размолвки: этот прилетел поздно, тот улетел рано, — словом, как это бывает в общих квартирах.
Но зато в случае внешней опасности вся квартира — как одна семья. Тогда забываются все размолвки, и плечом к плечу становятся тот, кто ложится поздно, и тот, кто встает рано, и тот, кто ложится и встает своевременно. Сообща легче обороняться, легче отразить врага.[36]
Какой из этого следует вывод? Какой должна быть самооборона?
— прежде всего не нужно следовать примеру Дипротодонта — Того, У Которого Спереди Два Зуба. Иметь впереди не зубы, а глаза, которые видят во всяком случае дальше собственного носа;
— никогда не превращать средство обороны в средство нападения;
— избегать не только смертоносной, но и свиноносной войны, говоря по-человечески — войны нервов. Ибо не у всех нервы такие крепкие, как у Свиноносной Змеи;
— отличать божьих коровок от пауков, даже если на вид их отличить невозможно;
— не считать, что вараны глупее баранов, когда они утверждают, что век драконов давно прошел;
— не ограничиваться самообороной: по примеру Пескаря и маленького Рачка оборонять не только себя, но и своих товарищей;
— не опускаться прежде времени на дно, как молодые платаксы;
— помня, что в мире не дремлют страхоулавливатели, никогда не поддаваться страху;
— учтя пример птички Гуатити, твердо знать: самая надежная безопасность — это безопасность коллектива в котором живешь.
ХВОСТ ВСЕМУ ГОЛОВА
У Птиходеры все не как у людей и даже не как у остальных беспозвоночных. Не зря ее относят к кишечно-дышащим: она, представьте себе, дышит кишками. Сидит себе на дне моря и дышит кишками, как какой-нибудь йог. И когда ей грустно — вздыхает кишками, а когда затаит дыхание — спрячет подальше свои кишки.
35
36