Здоровенный мужик плечом влетел в погнутые ворота, которые со скрипом раскрылись. Мертвецы, гуляющие в это время по огражденному сеткой коридору, тут же повернулись к нему. Не раздумывая, мужчина отбросил в сторону дробовик и кинулся на ходячих с ножом, рыча, словно дикий зверь. Отставшие от него спутники столкнулись с еще несколькими мертвецами, и девушка, отпустив напарника, который рухнул в траву, словно мешок с песком, принялась отбиваться от ходячих. Здоровяк был слишком занят, чтобы прийти к ней на помощь, а третий член их группы явно был бесполезен. Девушка не замечала, как сзади к ней подбираются еще трое мертвецов.
Кровавое зрелище было Мэрлу обеспечено, но на миг в его голове мелькнула мысль, что этих троих можно было бы использовать. А может все дело было в сильной жажде, слабости и несвойственной ему беспомощности? В любом случае, Мэрл поднял свой автомат дрожащими руками, прицелился и выстрелил. Один мертвец рухнул сразу, сраженный выстрелом в голову, двое других лишь отшатнулись назад. Девушка резко обернулась, с ловкостью добила обоих, а потом стала шарить глазами по зданиям тюрьмы в поисках таинственного спасителя. Даже тот шкафоподобный верзила, добив очередного ходячего, принялся осматриваться.
Мэрла они увидели довольно быстро. Может и потому, что сам мужчина невольно издал громкий смешок, привлекая к себе внимание. Он ведь даже понятия не имел, кто эти люди и что им нужно, и зачем-то выдал себя. Что, если они решат захватить вышку и попросту убьют его? Сил на то, чтобы бороться с кем бы то ни было, у Мэрла не осталось. Разве что его может спасти автомат и еще несколько уцелевших патронов.
Впрочем, оружие ему больше не пригодилось. Троица, благополучно миновав оставшуюся часть пути до вышки, благополучно забралась по деревянной лестнице на самый верх, словно ураган ворвавшись в покои Диксона. Вблизи здоровенный мужчина казался еще больше и свирепее, и в его взгляде не читалось даже намека на дружелюбие. Скорее, бегло осмотрев Мэрла, явно находящегося не в самом лучшем состоянии, он схватился было за свой окровавленный нож, но его руку остановил третий человек, бледный, словно смерть, и неприметный.
- Оставь его, - тихо, но уверенно сказал он.
- Он болен, - рыкнул верзила, вырывая руку и обращая на своего спутника не больше внимания, чем на летающих по помещению мух. - Долго он все равно не протянет, я просто помогу ему избавиться от боли быстро.
- Ну попробуй, - ухмыльнулся Мэрл, которого слова незнакомца ничуть не удивили. Когда он понял, что все-таки заболел? Может, знал об этом с самого начала. Даже во второй раз ему чертовски не повезло.
- Он нам нужен, - подала голос девица, кладя руку на плечо агрессивно настроенного напарника. Мэрл хотел было спросить для чего, но весь мир вдруг поплыл перед глазами, автомат сам по себе выпал из ставшей вдруг свинцовой руки, а затем и бетонный пол чересчур быстро стал приближаться, больно ударяя мужчину по лицу. В этот раз никаких кошмаров он не видел.
Дженни
Дженни не могла найти себе места, беспокойно слоняясь по кухне, где Бет наводила порядок и разбирала гору грязной посуды, оставшейся после завтрака. Помощь девушке была не нужна, и женщина, прежде занятая заботой о больных, теперь не имела ни малейшего понятия, чем она может быть полезна. Казалось, у каждого в группе были свои обязанности, каждый вносил какой-то вклад, а она не сумела даже помочь тем, кто действительно нуждался в помощи. В сумке лежало несколько коробок со шприцами и лекарствами, который Хершел попросил сберечь для тех, кому они действительно могут понадобиться. Вспоминая, как лихорадка медленно сводила с ума родных старика, Дженни понимала, что все эти уколы вряд ли смогут помочь в борьбе с вирусом.
Несколько раз она порывалась проведать предложить кому-нибудь свою помощь, но все вокруг были слишком заняты, либо пребывали в далеко не самом лучшем расположении духа. Дженни не хотела никому мешать, и еле дождалась, когда проснуться дети. Ребята чувствовали угнетающую атмосферу в доме, и женщина всячески пыталась отвлечь их от мрачных мыслей, пусть даже ненадолго. В одной из комнат, служившей когда-то детской, она нашла коробку цветных карандашей и пачку бумаги, и пыталась увлечь детей рисованием. Карл долго упрямился, заявляя, что он слишком взрослый для подобных занятий, но стоило ему увидеть, с каким увлечением София раскрашивает нарисованный дом, он все же присоединился к ней.
- Когда мы отсюда уедем? - спросил Дуэйн, фантазии которого хватило лишь на автомобиль, немного скособоченный, но чем-то отдаленно напоминающий семейный фургон.
- Нам надо еще немного отдохнуть и набраться сил. Дорога нас ждет неблизкая, - фальшиво-бодрым голосом соврала Дженни. На самом деле она не знала, как долго группа пробудет здесь и куда направится после. Еще недавно этот город должен был стать их новым убежищем, а теперь все планы рухнули.
- Мы поедем в тюрьму, - уверенно заявил Карл, откладывая карандаш в сторону. - В прошлый раз там было безопасно, пока не пришли плохие люди. Но в этот раз мы знаем, что они могут прийти, и подготовимся лучше, верно?
- Возможно, - уклончиво ответила женщина. - Я придумала. Нарисуйте наш новый дом. Место, где мы все будем жить, когда уедем подальше от… этой болезни. Безопасное убежище, где мы будем жить долго и счастливо. А когда закончите, развесим эти рисунки в машине, чтобы остальные тоже их увидели и знали, что когда-нибудь все будет хорошо.
Чтобы другие знали, ради чего им стоит быть сильными и продолжать бороться. Вслух Дженни этого не сказала. Ни к чему пугать детей еще больше - они и так уже видели всякое.
Когда рисунки были готовы, Дженни передала опеку над детьми Лори, и вышла на улицу. Дейл, увидав цветные картинки, тепло улыбнулся и пообещал повесить их в фургоне, заодно похвалив весьма удачную идею Дженни. Женщина улыбнулась ему в ответ и, обойдя дом, присела на самодельные качели. Один рисунок она оставила себе; сложив его вчетверо, спрятала в задний карман брюк. Дуйэн не был хорошим художником, да и рисовать не всегда любил, но именно эта картинка очень запала в душу женщине: двухэтажный деревянный дом, просторный двор, Морган, пытающийся развести костер, большая пятнистая собака у его ног, и сами Дженни с сыном, с улыбкой наблюдающие за ними. Вроде бы ничего необычного, но сердце больно сжалось от того, что этому рисунку никогда не стать явью.
Убедившись, что никто за ней не наблюдает, женщина осторожно отогнула рукав свитера. На темной коже алыми полосами выделялись царапины, оставленные в очередном приступе лихорадки Джеки. Поначалу совсем незаметные и не причиняющие никакого дискомфорта, сейчас они выглядели весьма пугающе: кожа вокруг воспалилась и болела от малейшего прикосновения. Сколько бы Дженни ни пыталась обеззараживать ранки, эффекта не было никакого. Благо пока еще средства от температуры и жара действовали. Но что будет завтра? Через день или два? Как скоро болезнь даст о себе знать в полную силу?
Когда это случится, Дженни хотела бы оказаться как можно дальше от группы и от своей семьи. Она помнила, чем закончилось все в прошлый раз - болезнь приковала ее к постели, а сын и муж смотрели, как из женщины медленно уходит жизнь. Она не может допустить, чтобы они прошли через это еще раз, и в то же время не может скрывать от них правду. Ее уже начали мучить головные боли, пока не сильные, но ведь это пока. С каждым днем ей будет становиться все хуже, и очень скоро все узнают, что она больна. Что они сделают? Оставят ее умирать в одиночестве где-нибудь на дороге или милосердно прострелят голову, не дав обратиться в ходячего мертвеца?
Она не хотела об этом думать, но не могла. Неприятные мысли снова и снова лезли в голову, раны болезненно пульсировали, а скоро еще начнется лихорадка. Может, ей стоит уйти, пока все не стало совсем плохо? Украсть пистолет и уехать за город, туда, где ее не найдут. Не сказать никому ни слова, а лучше оставить записку, в которой попросить прощения и сказать, как сильно она любит свою семью. Еще раз извиниться, а потом скомкать к чертям листок и выбросить, ровно как и такие мысли из своей головы. Она не может их бросить, и в то же время не может остаться. Есть ли какой-нибудь выход из этого положения?